Село Городище

Кто был в огороде?

Ромашка чувствовал себя счастливым. И оттого, что жарко пригревает солнышко, и оттого, что сегодня утром старик Мирон, приставленный к лошадям, дал ему проехать верхом на рыжей кобылке, и оттого, что его гряды в огороде вышли все-таки самые лучшие... Это сказала сама тетка Елена, бригадир по огородам, и Женьке, делать нечего, пришлось замолчать.

Ромашка шел легким шагом и то насвистывал, то напевал. Пока эти горе-огородники соберутся засаживать свои гряды, у него уже огурцы взойдут.

Отворив калитку, Ромашка вдруг остановился — и остолбенел. Его гряды, его ровные, прямые гряды были истоптаны, будто палкой истыканы, и почти разбиты.

Ромашка в бешенстве оглянулся кругом. Огород был пуст. Вокруг отцветающей дикой груши гудели пчелы. Молодые смородиновые кусты, облитые росой и солнцем, светились и сверкали, будто на празднике.

Ромашка поставил на землю свою баночку с огуречными семенами и бросился на другой конец огорода, где в полном спокойствии лежали грядки, вскопанные ребятами.

— Вы мои так — и я ваши так! — пробормотал Ромашка, чуть не плача от гнева. — Я сейчас вот тоже все истопчу! Все до одной!

Но потом остановился. «Они так — и я так? Нет. А вот я не буду так. Я вот пойду да председателя приведу. Пусть он посмотрит, что его дочка делает».

Ромашка побежал. Недалеко от риги ему встретились Груня и Стенька. За ними по тропочке семенил Козлик. И сзади всех, отмеряя длинными ногами неторопливые шаги, шел Женька.

— Ты уж посадил? — весело удивилась Груня. — Уж успел?

Ромашка сверкнул на нее светлыми ледяными глазами и ничего не ответил. Он шел прямо на них, не сворачивая.

— Вот идет, как бык какой, — закричала Стенька, — да еще толкается!

Козлик еще издали посторонился. А Женька хотел было задержать Ромашку и широко расставил руки:

— Стой! Пропуск давай! Пароль говори!

Но Ромашка молча отпихнул Женьку и пошел не оглядываясь. Все в недоумении посмотрели друг на друга.

— Что это он?

— Что это на него наехало?

Тут их догнала Раиса. У нее было обиженное лицо.

— Ромашка совсем взбесился! Я его не трогаю, а он толкается!

Подойдя к огороду, они сразу поняли, почему Ромашка взбесился. Все они, так же как и Ромашка, неподвижно остановились перед испорченными грядами.

— Ой, кто же это натворил? — жалобно сказала Стенька и обеими руками взялась за щеки. — Ой, батюшки!

Женька стоял, засунув руки в карманы и приподняв плечи. Черные брови его сдвинулись к самому переносью.

— А вот пусть не хвалится! — возразила Раиса. — А то — «мои лучше всех, лучше всех»! Вот тебе и лучше всех!..

Груня огорченно глядела на гряды:

— Еще на нас подумает, вот что хуже всего!

— А если взять да поправить? — несмело предложил Козлик.

Женька выдернул руки из карманов, оглянулся — нет ли заступа.

Груня поняла его движение:

— Вы пока сажайте огурцы, а я сейчас за лопатами сбегаю. Живо поправим.

Она не успела уйти, как пришел Ромашка, а за ним Грунин отец.

— Вот, дядя Василий! Смотри, — сказал Ромашка, не взглянув на ребят, — вот что сделали!

Председатель помолчал, потеребил ус и медленно перевел глаза на Груню:

— Это что же у тебя делается, бригадир?

— У меня! — вспыхнула Груня. — Как это — у меня? Мы все грядки делали... мы не портили...

— Они не портили! — горько сказал Ромашка. — Это не они, это петровские колхозники на конях проехали!

— Что ты, Ромашка! — крикнула Груня со слезами. — Ты и правда думаешь, что это мы?

— Нет, не вы, — повторил Ромашка. — Я и говорю — не вы, я говорю — это петровские... Это им не понравилось, что мои гряды тетка Елена похвалила!

— Ну уж, если ты не веришь... — у Груни осекся голос, она докончила почти шепотом: — Тогда как хочешь! — и гордо отошла в сторону.

— Груня не портила! — быстро и горячо сказала Стенька. — И я не портила! Мы все время вместе были. Может, вот Женька...

— Что? — крикнул Женька. — Ты что мелешь?

Все закричали, заспорили. И каждый доказывал, что не трогал Ромашкиных гряд.

Председатель слушал, покачивая головой.

— Эко дурачье! — сказал он. — Один делает, другой портит. С такой работой, братцы, далеко не уйдем. А идти-то ведь нам еще ой как далеко!

Председатель велел поскорей принести заступы и помочь Ромашке. И пригрозил: если это повторится, то он виновнику так всыплет, что тот и своих не узнает.

Ромашка никого не подпустил к своим грядам. Сделал сам. Молча посадил огурцы. И ушел, не сказав никому ни слова, ни на кого не взглянув.

Невесело в этот день было на огороде.

А вечером еще и мать журила Груню:

— Как же это так? Огород — общий. Земля — общая. Разве Ромашкина грядка — это его собственная? Разве он так же не для нас всех старается? А вы его грядку — топтать? Ведь это все равно что свою топтать! Надо порадоваться, что у парня работа ладится, да поучиться у него, а они вон что! Истоптали! Ну, куда это годится?

— Мама, — повторяла Груня, — ну я же не топтала! И даже не знаю кто! Мы и не думали даже!..

— Так надо узнать, кто такую чепуху сделал. Да хорошенько взыскать. А прощать такие дела нельзя.