Село Городище

Дядя Сергей

Стоял горячий полдень. Усталый и загорелый, заглянул в сараюшку солдат.

— Входи! Кто там? — отозвалась больная бабушка со своего сундука.

Солдат вошел, спустил с плеча котомку. Улыбаясь, подошел к бабушке; крупные белые зубы блестели на смуглом лице.

— Здравствуй, мама!

— Сергей! Сынок! — ахнула бабушка и протянула к нему руки. — Вернулся!

И заплакала.

Бабушка заплакала от радости, а солдат подумал, что, значит, в доме несчастье. Оглянулся — никого нет в сараюшке. И спросил нерешительно:

— Где же... народ? Живы?

— Живы! Все живы! Только я вот все хвораю. Простыла в ямах-то этих... Ведь мы тут от немцев ямы копали, прятались. Да я встану сейчас, всех позову... Ах ты, батюшки, радость какая!

— Значит, живы, мама? Все живы — сестра, зять, Груня?

— Все! Пережить тут пришлось... Слов нет!

— Но пережили! Выдержали! Нет, нет, уж ты, мама, не вставай. Я сейчас сам всех найду.

— А деревню-то, видал, как спалили? Одни березы стоят!

— Видел. Чуть мимо не прошел. Но это, мама, ничего. Лесу кругом много, отстроимся. Руки-то — вот они. Целы!

— Целы! А что спина осколком пробита — забыл?

— Э, спина, спина! Спину под рубашкой не видно!

Груня развешивала на кустиках только что выполосканное белье. Услышав знакомый голос, она бросила все рубашки и кофты на траву и побежала в сараюшку. В дверях она застенчиво остановилась.

— Дядя Сергей... — сказала она шепотом.

— А, Грунюшка, здравствуй! — отозвался солдат. Он вскочил, стукнулся лбом о низкую притолоку и крякнул: — Вот так дом у вас! Ни встать человеку, ни выйти. А мать где? А отец? Пойдем, пойдем, поищем! Груня засмеялась:

— А чего их искать-то? Вон они из лесу идут.

И побежала им навстречу:

— Дядя Сергей приехал! Дядя Сергей приехал!

Только один человек прибавился в деревне, а стало заметно веселее. Уж очень живой и расторопный был молодой солдат Сергей, Грунин дядя.

В первый же день он пошел с девушками таскать воду, поливать огороды. Обошел всю колхозную землю — и поле, где посеян овес, и картофельное поле, и капусту посмотрел.

А вечером бабы осаждали его вопросами:

— Ну как, Сергей, немец-то еще силен?

— Виден ли конец войне-то?

Как только заходил разговор о войне, у дяди Сергея сразу темнело лицо. Вспоминалось все пережитое, все, что пришлось вынести и увидеть.

Отвечал он скупо, сдержанно: конец войне тогда наступит, когда немца разобьем. Еще грозные бои будут. Под Орлом и Курском немец собрал большие силы. Придется повоевать. Но уж если с Волги погнали — погоним и здесь...

Ребята так и ходили за дядей Сергеем стайкой.

— Покажи медали-то... Что ж ты только ленточки носишь?

— Когда-нибудь покажу. А пока глядите вот на это. — Он показал желтую ленточку на правой стороне гимнастерки. — Вот это ордена стоит!

— Я знаю, — сказал Ромашка, — это тяжелое ранение.

— Правильно. Медали — за то, что хорошо воевал. А это — за то, что крови своей не жалел за Родину.

— А как тебя ударило, дядя Сергей? Осколком или бомбой?

— А раненого тебя на чем везли?

— Ох и дотошные! И все-то им нужно! Уходите вы от меня, потом расскажу!

Однажды ребята увидели, как Грунин отец и дядя Сергей прошли по улице с пилой и топорами.

— Это они пошли лес резать, — задумчиво сказал Ромашка, — избу ставить будут. Вот бы и нам надо с матерью!

— И нам бы, — негромко отозвалась Стенька, — да только у нас некому. Вот Трофим подрастет — тогда мы с ним лес валить будем.

— А когда к нам брат Виктор приедет, — гордо сказала Раиса, — он еще и не такую избу построит! Только вот лес возить — на чем? — добавила она, помолчав. — Лошадей-то небось председатель не даст. Пока себе не навозит.

— Значит, у одного только председателя изба будет, да? — вдруг спросил молчаливый Федя. — Так одна и будет стоять во всей деревне?

— А что ж? Очень просто, — сказала Раиса. — Лошадями кто распоряжается? Он! Вот и будет себе возить. А что же? Председателям хорошо!

— Грунь, правда? — Стенька обернулась к Груне. — Только вы одни строиться будете, да?

— А она почем знает? — вдруг заступился за Груню Ромашка. — И никто ничего не знает. Вот когда привезут бревна, тогда и увидим.

Груня в этот день снова пошла на старую усадьбу. На пепелище буйно разрослись седые лопухи и веселая, словно кружевная, крапива. Они совсем закрыли черные обломки пожарища. В палисаднике цвела сирень. Нижние ветки кто-то обломал — наверное, маленькие девчонки. А наверху празднично красовались лиловые цветы. Груня видела, как ветерок покачивал их, а потом уносил маленькие бледные лепестки.

— Сирень облетает, лето на порог ступило...

Это бабушкина примета. Старые люди все примечают — и как облака идут, к ведру или к ненастью, и как туман стелется, и как солнце садится... Это очень интересно — все примечать. Вот и Груня тоже кое-чему научилась от бабушки: сирень облетает — кончилась весна, лето на порог ступило.

Снова вспомнился разговор с начальником. Значит, начинается стройка! И Груня уже видела, как везут из лесу бревна, как складывают их костром вот тут, на усадьбе... А потом отец и дядя Сергей чистят их, обрубают... И вот — венец за венцом поднимается новая, совсем новенькая изба! Со смолкой!

Какие наличники у них будут? Наличники у них будут голубые с белым, как небо с облаками. Или нет — красные, малиновые, как иван-чай! Вот они с матерью убираются в новой избе, топят печку, вешают занавески... И по всем окнам ставит Груня баночки с цветами!

Груня покосилась на бурьян и улыбнулась. Где изба? Ее еще нет. Но она скоро будет. Уже ходят по лесу отец и дядя Сергей, уже звенит пила, трещат и валятся деревья. Для кого звенит пила? Для кого валят деревья?

— Для нас... — шепчет Груня, — для нашей избы. А как будет хорошо лежать бабушке в высокой горнице у светлого окна!

Но тут почему-то вспомнились Стенька и Трофим. А как же они? У них отец в госпитале, говорят — очень тяжело ранен, может, и домой не приедет... Как же они? Значит, пока Трофим не вырастет, они так и будут, как мыши, в соломе жить?

А тетка Федосья? Ей и вовсе некого ждать. А Ромашка?

И снова увидела Груня свою новую высокую избу с малиновыми наличниками, которая стоит и сверкает окнами над сиренью. Одна изба на всей улице.

А в деревне — по-прежнему бурьян да обгорелые трубы... Но как же тогда сможет жить Груня в своей новой высокой избе?

И, полная раздумья, она пошла спросить об этом у матери.

А мать сказала:

— Нам строиться? Что за спешка? У людей вон ребятишки маленькие, отец на войне, а то и вовсе нет отца... Вот им и надо избы в первую очередь, а мы и повременить можем.

И Груня увидела, как рухнула и рассыпалась ее новая изба с малиновыми наличниками... Сердце у Груни слегка сжалось. Но у других будут дома — и у них когда-нибудь будет. А чтобы один дом на пустой улице стоял — нет, лучше не надо.