Гуси-лебеди

5. Пути к сердцу

И вечером, когда улеглась в постель, и утром, проснувшись чуть свет, Аниска думала об одном: что бы такое сделать для Светланы?

И вдруг вспомнила: «Ронжа!»

Да! Надо поймать ронжу! Аниска найдёт эту птицу с красными крыльями, поймает её и отдаст Светлане! Вот, наверно, она обрадуется!

«Ага! — скажет тогда Аниска. — Что, нарочно сказал отец? Вот она — ронжа. Уж очень эта птица хитрая, трудно её поймать. А вот я поймала всё-таки. На, это я тебе её принесла! »

Аниска тихонько встала и перелезла через Лизу, которая спала рядом с ней на скрипучей деревянной кровати. Ещё розовое было небо, и солнце, только поднявшись над огородами, в упор глядело в окна.

Мать топила печку. За тонкой щелястой перегородкой потрескивало пламя, брякали чугуны и ухваты.

Аниска оделась и, чтобы не показаться матери на глаза, не пошла через кухню, а раскрыла окошко и выпрыгнула в палисадник.

Ветки цветущей сирени обдали её густым прохладным дождём. Аниска любовно подняла лицо к лиловым цветам. Сколько в них красоты, сколько в них радости! Хоть бы они всё лето цвели и до самой зимы не осыпались.

Из палисадника Аниска скользнула на тропочку и мимо крыльца — на задворки. Но скрыться не успела — на крыльцо вышла мать выплеснуть помои.

— Это куда? — удивилась она. — Это что ж — с утра пораньше с глаз долой? Ишь ты, голубушка! Иди, иди-ка домой. Раз уж встала — помогай. Иди почисти картошки на суп. А потом поросёнку вынесешь.

Аниска с насупленными бровями вошла в избу: «Ну и ладно. После завтрака убегу».

Но после завтрака пришла Катя и сказала:

— Тётка Прасковья, бригадирша, зовёт капусту полоть.

Лиза насторожилась:

— Кого зовёт?

— Всех ребятишек. Все, кто есть, пойдут. Потому что очень заросло.

Лиза сразу скисла:

— Ещё что выдумали! Там весь нос облупится, на жаре-то!

Катя улыбнулась:

— А ты на нос бумажку налепи. Вот и не облупится. Аниска, пойдёшь?

— Я пошла бы. Лиза, с Николькой останешься?

Острые Лизины глаза тревожно забегали: пойти? Не хочется — загоришь очень и руки будут корявые. Остаться? Николька надоест за день!.. Наконец решила: подошла к Аниске и молча взяла Никольку.

Девочки гурьбой побежали к реке. Там, в низинке, широко залегли капустные огороды. По пути Аниска слазила в ольховую чащу и сорвала жёлтый, просвечивающий на солнце бубенчик. Танюшка взглянула на неё и засмеялась:

— Глядите, солома горит!

Все засмеялись. А Светлана стала оглядываться во все стороны:

— Где? Где солома горит?

Танюшка указала на растрепавшиеся Анискины волосы:

— А вот где! Не видишь?

Светлана засмеялась:

— И правда! Похоже!..

Аниска подбежала к Танюшке и мигом взъерошила её чёлку.

— Вот и у тебя солома горит! Вот и у тебя — похоже!

А потом скомкала нежный бубенчик и бросила в кусты. Пусть Светлана сама за цветами лазит!

Девочки, как синицы, окружили тётку Прасковью.

— А где нам полоть? Какие грядки?

Далеко, на крайних грядах звучала негромкая песня, пестрели кофточки и платки колхозниц. Капусты совсем не видно было, лебеда и пырей шубой накрывали гряды.

Тётка Прасковья указала на самые короткие:

— Начинайте отсюда. Только капусту не дёргайте.

Аниска встала рядом со Светланой, мимолётная досада её прошла. Она сейчас же принялась за работу. Её загорелые руки проворно и крепко схватывали траву и выдирали с корнем. Сочная, словно запылённая мукой лебеда поддавалась легко. Хрупкий мокрижник тоже слабо цеплялся за землю. Только пырей ни за что не хотел уступать — приходилось разворачивать всю грядку, чтобы выдрать тугое корневище... И тогда пальцы приятно ощущали прохладу свежей земли, скрытой под сухой, заветренной коркой. А как мило смотрели на солнышко освобождённые от сорной травы нежные листья рассады! Как они радовались небу, простору, ветерку и словно говорили Аниске спасибо.

Танюшка пыжилась, пыхтела и даже вспотела вся, стараясь не отстать от Аниски. Она даже примолкла минут на десять. Но через десять минут язык у неё заскучал.

— Ох и грядка у меня — пырей да пырей! У Аниски лучше. И у Кати лучше. У Верки вовсе с плешинами... А у меня! Ой... А где же Светлана? Ха-ха! Глядите, на «козе» едет!

Светлана была ещё в самом начале гряды. Она осторожно, одной рукой выдёргивала по травинке. Верка поглядела и тоже засмеялась — она рада была хоть чему-нибудь посмеяться, а розовые щёки у неё так и блестели на солнце.

— Боится ручки замарать! Смотрите, как пикульник-то берёт — двумя пальцами!

У Танюшки слова мешались со смехом:

— Да ты хватай его, хватай, не бойся! Он тебя не укусит!

— Да, не укусит... — жалобно ответила Светлана. — Ещё как кусается-то! Он ведь с колючками!..

Аниска, ничего не говоря, подошла и выдрала с корнем колючий пикульник. И так же молча ушла на свою грядку.

— Димка бежит! — вдруг прошипела Верка. — Сейчас начнёт просмеивать!

И бросилась как попало дёргать траву, только бы не показалось, что она отстаёт.

— Эй вы, куриная слепота! Как дела?

У Димки жёлтые волосы торчали надо лбом, короткий нос покраснел от солнца и лупился, а на щеках светились ямочки.

— А мы на том конце полем!

— Это ребята полют, а ты бегаешь! — не оборачиваясь, крикнула Танюшка. — Чего пришёл?!

— А вот посмотреть! Подумаешь — задаются. И обогнали-то на два шага!..

— Ага! Всё-таки обогнали, значит?

Но тут Димка увидел грядку Светланы, и ямочки на щеках засветились ещё больше:

— О-ёй! Вот так «коза»! Это чья такая?

Светлана глядела на него, поджав губы. По белому лицу её пошёл нежный румянец, и светлые жалобные глаза обратились к подругам. Аниска вскочила и закричала на Димку:

— Уходи! Уходи отсюда! Ступай свою «козу» паси, а чужих нечего!

— Ох-ох! Подумаешь!

— Вот и подумай! — подхватила Танюшка. — Когда конец будет — тогда и посмотрим, у кого будут «козы»!

— Посмотрим! — крикнул Димка и побежал обратно. Солнце пекло. Платье прилипало к спине. Танюшка долго ещё ворчала на отсутствующего Димку, но скоро и она примолкла. Начинала побаливать поясница, руки двигались всё медленней. Девочкам казалось, что они давным-давно сидят на капусте, что и обед прошёл, а про них забыли...

Сигнал на обед долетел к ним из деревни. Там стучали в железную доску, и густой отрывистый звон разносился далеко вокруг — ив поля, и на пахоту, и в пустырь, где корчевали пни, и к ним, на капустные огороды...

Девочки, обтирая руки травой, вышли на тропочку. На горке их догнали ребята. Усталости как не бывало. Спорили, смеялись. Димка называл девчонок куриной слепотой. Они его репьём и молочайником. Чистый голос Светланы слышался всех отчётливей:

— А ты репей! Репей! Как пристанешь — так и не отцепишься!

И никто не заметил, что Аниска одна осталась на грядках.