Любовь Воронкова
Гуси-лебеди
11. Пироги с морковью
Цветы сказали правду: к вечеру зашумел проливной дождь. Дождик шёл всю ночь, и утро наступило пасмурное. Сено разваливать было нельзя. Тётка Анна была рада отдохнуть от покоса. Она стряпала, месила тесто, прибиралась в избе и так чистила и скребла, будто год не была дома.
Гришутка сидел на лавке, ждал, когда поспеют пироги.
— А царство-государство знаешь как называется? — неожиданно спросил он у матери.
Тётка Анна удивилась:
— Какое царство?
— А такое. Знаешь как? Зелёные Горки. Мы с Аниской ходили смотреть.
Тётка Анна поглядела на Аниску:
— Ты что ж — заскучала, что ли?
Аниска покраснела, опустила голову.
— Скоро соскучилась, — недовольно сказала тётка Анна. — Эва какую даль парня по жаре таскала!
Наступило молчание. Только горшки и кринки побрякивали в руках тётки Анны.
— Дождик на улице-то... — наконец пробормотала Аниска.
— Ну, а что из этого?
— Покосу-то нету...
— Домой, что ли, сбегать хочется? Ну что ж, иди. Вот возьми пирог да ступай. Но смотри, завтра обратно!
Аниска торопливо повязала платок.
Тётка Анна достала из печки пироги, выбрала один с пригаринкой и положила на стол.
— На вот. Только и глядит, как бы домой... И куда идёт, когда дождик вот-вот опять брызнет!
Аниска взяла пирог. Но уходить медлила. Она глядела в окно, как бы стараясь понять — брызнет сейчас дождь или нет?
Тётка Анна вышла зачем-то в чулан. Тут Аниска бросилась к противню, схватила ещё два пирога и сунула их под фартук.
— Прощайте, — крикнула она с крыльца, — я пошла!
Гришутка высунулся в окно:
— Ты куда?
Аниска махнула рукой:
— В Зелёные Горки!
— И я! — завизжал и завопил Гришутка. — И я с тобой! И я хочу!
Но Аниска, шлёпая пятками по сырой тропинке, уже мчалась усадьбами. Аниске хотелось превратиться в жеребёнка, тогда бы она эти пять километров проскакала вприпрыжку и ни разу не отдохнула бы. Или сделаться бы птицей — это ещё лучше! Прямо над лесами, над полями, над оврагами... Бросили же гуси-лебеди девушке по перышку, и вот сделалась же она птицей!
Аниска посмотрела на небо. Ни одной птицы не было видно под светло-серыми облаками, даже певучий жаворонок спрятался куда-то, испугался дождя.
Идти было неспособно, ноги скользили по сырым тропинкам. Спускаясь с бугра за рощей, Аниска два раза упала, а потом замывала платье в ручье. Воздух был влажный и тёплый, от земли поднимался пар, сквозь облака мягко просеивалось солнце, над сладкоцветущим клевером гудели шмели... Озарённый, счастливый день раскрывался перед Аниской.
Чем ближе к Зелёным Горкам, тем приветливей становилась дорога. Вот и река с узкими и шаткими лавами. Здесь под лавами они купаются в жару. А вон там уже видны капустные огороды, которые они пололи... Как давно это было!
Аниска торопливо поднялась сквозь кусты на горку — вот и деревня!
Мать встретила её немножко удивлённо.
— Ты что? Разве там покос кончился?
— Нет, — сказала Аниска, — только ведь дождик же... А завтра обратно пойду. Вот тётка Анна пирог дала.
— Только один? — спросила Лиза. Аниска не ответила.
— Ох, глупая, — улыбнулась мать, — неужели без дому и недели прожить нельзя? Ну садись, поешь.
— А потом Никольку бери... — добавила Лиза.
У Лизы моментально создался план — сейчас она сдаст Никольку, а сама к Верке, а с Веркой за ягодами...
Но, оглянувшись через минуту, Лиза увидела, что Аниски уже нет в избе.
Аниска и Светлана сидели на крыльце у Тумановых. Светлана неожиданно для самой себя обрадовалась Аниске. Она не скучала об Аниске, но всё же ей чего-то не хватало в эти дни. Особенно на работе. Танюшка прямо засмеяла её — то она грабли не так держит, то подгребает не чисто... А Катя тоже: «Что, некому за тебя поработать?» Ехидная такая!
— Ты не уходи больше, — сказала Светлана.
Но Аниска покачала опущенной головой:
— Мать велит. А то тётка Анна рассердится...
— Как хорошо — кругом пасмурно! — улыбнулась Светлана, поглядев на небо. — Может, и завтра покосу не будет. Только за ягодами сыро...
— Скоро малина поспеет, — сказала Аниска, — вот я тебя поведу... Ведро набрать можно!
— Ведро?!
Светлана с радости даже обняла Аниску. Аниска, улыбаясь, развернула свой фартук.
— А я тебе гостинца принесла!
И подала ей два толстых ржаных пирога.
— Ой, куда мне столько? — засмеялась Светлана. — Да они же чёрные!..
Аниска омрачилась:
— А они всё-таки ничего. Они с морковью. Ты попробуй!
Светлана попробовала и сморщила свой защипнутый носик.
— Так себе... Ну-ка, а другой такой же?
У калитки неожиданно появилась Лиза. Она своими острыми мышиными глазками увидела пироги — один на коленях у Аниски, другой у Светланы в руках.
— Ага, — крикнула она, — а сказала, что тётка Анна один прислала! Ага! Скажу мамке! Тётка Анна три прислала!
— А вот и нет, — покраснев, ответила Аниска, — тётка Анна один дала!
— А эти два откуда же? Не тётка Анна дала? Нет?
— Нет.
— А кто же?
— Никто.
— Значит, сама взяла, да?
Аниска замолчала и покраснела ещё больше.
— Утащила, значит?
Аниска испуганно взглянула на Светлану.
Светлана опустила руку с пирогом и перестала жевать.
— Эх, ты, и не стыдно! — сказала Лиза. — Вот Косуля! Сейчас пойду скажу мамке, что пироги таскаешь!
И убежала.
Светлана обиженно поджала губы.
— Что ж ты мне... какие пироги приносишь? На вот, возьми, пожалуйста.
Она положила пирог Аниске на колени и встала. Во двор вошла Катя.
— Аниска пришла? Больше не уйдёшь?
Аниска не ответила и не подняла глаз. Катя поглядела на одну, поглядела на другую.
— Поругались, да? Всё, как петухи.
— Ничего не поругались, — оттопырив маленькие губы, ответила Светлана, — а просто я с ней больше не вожусь...
— А почему же?
— А потому же. Сами потом скажете, что я с жульницей вожусь.
— Аниска, — сказала Катя, — а ты разве жульница?
— Да, — сказала Аниска и ещё ниже опустила голову. Катя удивлённо посмотрела на неё:
— Как это?
— А так, — подхватила Светлана, — у тётки пироги утащила.
Катя немножко помедлила, подумала. И вдруг рассердилась и всё её ленивое спокойствие исчезло.
— Она же для тебя принесла! А если бы не ты, то и не взяла бы их никогда! А уж ты скорей «жульница»! Тоже слово какое нашла! Да я бы на Анискином месте и водиться-то с тобой ни одного дня не стала бы, даже ни одной минуточки!
Катя круто повернулась и пошла прочь. Светлана вскочила и побежала за ней — она вовсе не хотела ссориться с Катей. Аниска глядела им вслед, не трогаясь с места.
Возле пруда, в большой тёплой луже Танюшка, Верка и белобрысый Прошка делали мельницу. Катя и Светлана вошли в лужу. Танюшка и Верка поднялись им навстречу. И Прошка присунулся. Стоят всей кучкой, говорят что-то и поглядывают в Анискину сторону.
Аниска медленно завернула в фартук пироги с морковью, встала и, не оглядываясь, пошла домой. Ей хотелось спрятаться где-нибудь на задворках, лечь, закрыть глаза и забыть всё так, чтоб совсем отняло память.
Мать увидела её в окно.
— Что это Лиза про пироги говорит? — закричала было она. Но поглядела в туманные Анискины глаза и сразу сбавила голос. — Ты что? Ай, заболела? Ступай-ка на печку, прогрейся хорошенько!
Аниска молча положила на лавку надкусанные пироги и залезла на печку. Она долго смотрела в потолок. Мать расспрашивала про тётку Анну, про Гришутку, про харчи. Аниска отвечала односложно, думая о своём. Потом вдруг заплакала.
— Ты о чём? — встревожилась мать. — Тётка Анна обижает, что ли?
— Нет.
— А чего ж тогда?
— Я ведь не украла пироги-то... Я взяла просто — их ведь там было много...
— Ах, вон что! Ну, а зачем взяла-то, разве тебе их не дали?
— Нужно мне было.
— Попросить надо. Кто ж так-то берёт? Разве можно?
— Да она не дала бы.
— А может, и дала бы. А раз не дала — самой брать нельзя! Хоть бы и не для себя...
Аниска, наклонясь с печки, поглядела на мать:
— Мамка... А тебе кто сказал, что я не для себя?
— Ну, кто сказал — сама вижу. Подружке небось принесла. А ей-то наши пироги не больно нужны! Глупая ты у меня, Аниска! Трудно тебе будет на свете жить. Э-эх! Сердце у тебя всё наружу — кто захочет, тот и поранит. — И тут же прервала себя: — Ну, не в этом дело. Нужны или не нужны ей пироги, а без спросу брать ничего нельзя. Придёшь к тётке Анне — скажи, что взяла. А ругаться будет — ну что ж, терпи. За дело. Вперёд умнее будешь. Скажи непременно, слышишь?
Аниска ответила со вздохом:
— Скажу.
Теплота приятно размаривала и нежила. Но лишь только Аниска начинала дремать — воспоминание о том, что случилось, как булавкой кололо в сердце. И она снова открывала глаза.
«Жульница!»