Гуси-лебеди

13. Трудная дружба

Аниска не знала, какой разговор произошёл возле большой тёплой лужи, в которой торчали крупные стебли золотого, уже отцветшего чистяка. А разговор был такой. Первой начала Светлана, потому что Катя молчала и глядела в сторону.

— Вы подумайте, девочки! Украла пироги и принесла мне. Ну, я и откусила — я же ведь не знала, что они утащенные!

Танюшка всплеснула руками:

— Украла! Воровка! Надо смотреть за ней, а то придёт да чего-нибудь украдёт!

— Она не воровка, — сказала Катя, — и ничего не украдёт. Не придумывай.

Это неожиданное возражение сбило Танюшку, и она умолкла.

Светлана обиделась:

— А ты что думаешь — я неправду говорю, да? Она же при тебе созналась, что жульница!

Но Катя, не отвечая, повернулась и пошла — пошлёпала по тёплой луже.

— Теперь Косуле попадёт!.. — сунулся было Прошка. Но Верка оборвала его:

— Смотри, как бы тебе самому от Косули не попало.

Друг за другом побрели по воде. Снимали с чистяка коричневые коробочки с семенами. Потом собрались в кружок и стали считать, у кого этих коробочек больше. Светлана тоже ходила с ними и тоже собирала коробочки... Почему это никто не возмутился вместе с нею, как будто она зря наговорила на Аниску? А может, и правда зря?

Скорее всего, поэтому и случилось так, что когда Аниска вошла в свою деревню — ей пришлось и удивиться и обрадоваться: Светлана встретила её с улыбкой.

— Совсем пришла, да? Вот и хорошо! Теперь пойдём за малиной — помнишь, ты меня в какое-то местечко отвести собиралась?

Есть в лесу потаённый уголок. Туда ведёт только узенькая, полузаросшая тропочка, да и ту мало кто знает.

Идти туда надо сумрачным ельником, пробираться сквозь заросли можжевеловых кустов, прокладывать путь среди густых спесивых папоротников. Светлана шла следом за Аниской, поторапливаясь, чтобы не отстать, и в то же время робко поглядывала кругом. Ей казалось, что лес становится всё угрюмей, какие-то сухие ёлки — снизу совсем нет ни веток, ни зелени, только лохматая макушка темнеет где-то наверху. И так они густо растут, что и неба не видно.

Иногда путь преграждала валежина — рыжая, суковатая, с торчащими корнями... А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала её.

— Ой, этому лесу конца нет! — крикнула Светлана, уморившись. — Ты заблудилась, наверно!

— Лесу конца нет, — ответила Аниска, — а нашей дороге конец есть. Видишь — светлеет?

Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белёсые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:

— Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!

Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А тёмные, перезрелые — не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти...

Всё шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула — чуть не из-под руки порскнула эта птичка.

— Тут, значит, гнёздышко есть, — сказала Аниска, — отойди.

— Почему же — отойди? — возразила Светлана. — Я хочу посмотреть!

— Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые...

— А я хочу!

— Ну ведь она может совсем гнёздышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнёздышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.

— А я посмотрю!

Аниска встала между кустом и Светланой.

— А! Не даёшь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!

— И я пойду...

— Нет! Я одна пойду!

У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным — для чего здесь родилось столько малины, если её и собирать некому?..

Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздёрнув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж — значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза её блестели от удержанных слёз. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Всё равно Аниска больше не знает, что ещё для неё сделать.

Обратный путь показался ещё длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пёнышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.

Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:

— Давай, я твою малину понесу?

Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.

Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник... Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.

— А хочешь, я тебе свою малину отдам? — сказала Аниска. — Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!

Светлана потрясла косичками:

— Нет, спасибо.

Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.

У околицы Светлана повернулась к ней:

— Ну, теперь давай. Сама донесу.

Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?

— А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?

Светлана с усмешкой покосилась на неё:

— Утащишь?

— Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?

— Не возьму. Это нищие выпрашивают.

Несколько шагов прошли молча.

— А если я ронжу поймаю, — вдруг сказала Аниска, — возьмёшь?

Светлана фыркнула:

— Так и поймала!

— А если поймаю?

— Ну поймай.

— А возьмёшь?

— Возьму.

— Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!