Все для детей

Любовь Воронкова

Сад под облаками

Следующая страница

Надо и нельзя

— Алимджан! Куда полез?

Ну вот, уж и увидала. У старшей сестры Лали глаза как полевой бинокль — всё видит.

— Одну кисточку, — сказал Алимджан, — маленькую.

— Придёт отец, подставит лестницу и достанет тебе винограду. А на лозу лазать нельзя!

Алимджан посмотрел на виноградные кисти, которые висели над головой, прозрачные, сладкие... Жди, когда отец придёт... А теперь вот птица села на лозу!

Алимджан схватил рогатку, нашёл подходящий камушек и только натянул резинку, как Лали опять закричала:

— Что ты делаешь, эй, Алимджан! Брось рогатку, нельзя птиц убивать!

— А если она виноград клюёт?

— Хватит винограду и ей, и тебе. Неужели из-за двух ягод птицу убить?

— Опять нельзя.

— Конечно, нельзя. Ты вот лучше пойди-ка вымой руки. Да садись завтракать.

Сестра поставила тарелку шавли — жидкой каши. Но Алимджан увидел, что на столе, в блюде, лежат лепёшки. Он схватил лепёшку и убежал во двор. Он не любил шавли.

— Алимджан! Куда побежал?

Лали вышла, посмотрела туда, сюда. Но Алимджана и след простыл. Лали покачала головой, и все её пятнадцать чёрных косичек рассыпались по спине. В кишлаке уже многие девочки начали подстригать волосы. У кого до плеч, у кого совсем короткие. Но Лали нравилось ходить с косами. А узбечки не одну косу заплетают, а множество косичек. И косички эти покрывают всю спину, как чёрная блестящая шаль.

Лали покачала головой.

— Вот негодник! Убежал. Наверно, к Юсуфу.

Юсуф — это товарищ Алимджана. Он живёт совсем недалеко, только перейти через дорогу. Алимджан ел лепёшку и не спеша шагал к Юсуфу. Посреди дороги, где очень мягкая пыль, он повозил ногами, и пыль сразу поднялась, как облако.

«Сейчас увидала бы Лали, — подумал Алимджан, — так сразу закричала бы: «Эй, Алимджан, что ты делаешь! Нельзя!»

Вдруг прямо над головой загудела машина. Алимджан подскочил и бросился бежать.

— Эй ты, малый! — закричал шофёр. — Если ещё раз такую бурю поднимешь, плохо тебе будет!

Машина была огромная, она везла хлопок с поля, целую гору хлопка. Вот и отец сейчас на такой же машине возит хлопок. Взял бы прокатиться — да нет. Тоже нельзя.

Алимджан открыл калитку во двор к Юсуфу. Юсуф сидел на ступеньке айвана; айван — это длинная открытая терраса. Юсуф держал на коленях кастрюлю и прямо из кастрюли доставал и ел пареную тыкву.

— Садись ешь, — сказал он.

Алимджан сел рядом, достал из кастрюли кусок жёлтой сладкой тыквы, которая так и липла к рукам.

— Тебе хорошо, — сказал Алимджан. — Как хочешь, так и живёшь. А мне!..

— А тебе что? — спросил Юсуф. — И тебе хорошо. Вот ишаку плохо, на нём мешки возят, дрова возят и мало ли чего. А тебе что?

— А меня мучат всё время, вот что, — ответил Алимджан. — Что хочешь делать — нельзя. Чего не хочешь — надо. Только и знают: «Надо!», «Нельзя!».

Из дома выглянула бабушка Юсуфа. На голове у неё был жёлтый платок, а из-под платка тянулись две косы.

— Юсуф-джан, надо подмести двор, — сказала она. — А что это ты изо всей кастрюли ешь? Так нельзя, Юсуф. Положи себе в миску и кушай на здоровье.

— Эх, — сказал Алимджан, — у тебя тоже: это надо, это нельзя!

И пошёл домой.

Следующая страница