Любовь Воронкова
Девочка из города
Праздник весны. Жаворонки из теста
Это был праздник. Но о таких праздниках Валентинке никто никогда даже и не рассказывал. Ещё с вечера Таиска вертелась возле матери:
— Мамка, погляди-ка на численник...
— Поглядела. Двадцатое. Что же дальше?
— А дальше — завтра двадцать первое. Ты что же, забыла?
— А что такое двадцать первое? Война кончится, что ли?
— Да мамка же, не притворяйся! Ведь завтра жаворонки прилетят!
— Отстань! — с досадой ответила мать Таиске. — Нужны мне твои жаворонки! Прилетят, и ладно.
Таиска чуть не заплакала:
— Да ведь тесто ставить нужно!
Но мать ничего не ответила.
А поздно вечером она всё-таки взяла большую глиняную миску и тихонько замесила тесто.
На другой день Валентинка встала пораньше и вышла на крыльцо. Может, она увидит, как летят жаворонки.
Свежее лучезарное утро встретило её. Неистово чирикали воробьи под окнами. Кричали грачи. На изгороди сидела красивая чёрно-белая сорока и поглядывала на Валентинку то одним глазом, то другим. И по всей деревне из конца в конец без умолку голосили петухи.
На крыльцо вышел дед:
— Ты что рано выскочила?
— А я жаворонков гляжу. Таиска говорит, они прилетят сегодня.
Дед усмехнулся:
— Эка, хватились! Да уж я одного ещё на той неделе слышал!
Дед взял метлу, промёл канавку с водой, а потом подошёл к старой берёзе и стал прислушиваться к чему-то.
Валентинка подошла к нему:
— Дедушка, что ты слушаешь?
— Слушаю, как у берёзы сок пошёл. Слышишь? От корня вверх. Так и напирает. Слышишь?
Валентинка слушала, приложив ухо к прохладной атласистой коре. Где-то тихонько шумело, где-то журчало — может, это вода журчала в канавке, может, это ветерок шумел. Но Валентинка шепнула:
— Слышу!
Вдруг на крыльцо выскочила Таиска и закричала звонче, чем все деревенские петухи:
— Валентинка, иди жаворонков лепить! Ну скорей же ты, ну скорей же!
Валентинка побежала в избу. На кухонном столе пыжилось пухлое ржаное тесто. Ребятишки окружили стол. Даже ленивая Груша встала пораньше. Даже Романок проснулся, хотя завтрак ещё не был готов.
— Жаворонков лепить! — крикнул Романок.
— Каких жаворонков? — удивилась Валентинка. — Иэ чего лепить? Из теста?
— Не знает! — со вздохом сказала Груша. — Ничего не знает! Вот уж правду тётка Марья сказала...
— Много правды твоя тётка Марья наговорила! — прервала мать. — Людей надо слушать, когда они доброе говорят. А когда говорят злое — слушать тут нечего, не то что повторять. Чтоб ни про какую тётку Марью я больше не слышала!
— Бери тесто, — сказала Таиска, — лепи.
— А как?
— Да как хочешь! Вот, гляди, какого мамка слепила!
На большом противне лежал первый жаворонок. Правда, он очень мало был похож на птицу. Хвост у него завивался кренделем, вместо крыльев были две бараночки, вместо глаз торчали две сухие смородины, а клюва и вовсе не было. И всё-таки это был жаворонок.
Груша лепила старательно. Она хотела сделать точь-в-точь такого же. Раз мать сделала такого, значит, и всем надо делать таких.
Зато у Таиски жаворонок был необыкновенной красоты и нарядности. Хвост у него распускался веером, на голове, будто корона, поднимался высокий гребень. На крыльях, широко распластанных по столу, одно перо вниз — другое кверху, одно перо вниз — другое кверху... Такого жаворонка даже во сне увидеть нельзя!
Романок тоже что-то валял в муке, что-то комкал, раскатывал, расшлёпывал ладонью, а потом опять комкал...
Валентинка отрезала себе кусок теста:
— Значит, какого хочу?
Она сделала своему жаворонку хвост в три пера, каждое перо с завитушкой. А крылья сложила на спинке и концы подняла кверху. Жаворонок вышел не похожий ни на материн, ни на Таискин.
— Вот здорово! — сказала Таиска. — Давай придумывать, чтоб все разные-преразные были.
Противень заполнялся. Удивительные птицы появлялись на нём — и маленькие и большие, и с длинными хвостами и с короткими, и с гребешками и без гребешков... Только Грушины все были похожи друг на друга: хвост крендельком и крылья баранками. Романок наконец тоже сделал жаворонка. Но мать не захотела сажать его на противень:
— Куда такого чёрного? Кто его есть будет? Не жаворонок, а валякушка! Нет ему места!
— Ну и не надо! — сказал Романок. — Я его и так съем, — и недолго думая тут же съел своего жаворонка.
Никто не уходил гулять. Так и похаживали у печки: как-то испекутся жаворонки, как-то они зарумянятся?
Тёплый приятный запах расплывался по избе. Это жаворонками пахнет, праздником, весной... Ну скоро ли они будут готовы?
Таиска приставала к матери:
— Мамка, ты не забыла?
— Отстань!
Но Таиска не унималась:
— Мамка... ну, может, я погляжу?
— Уйди, не суйся к печке!
— Ну, смотри! А то, может, ты забудешь...
Вкусный запах стал густым и жарким. Мать вытащила противень.
У, какие чудесные, какие зарумяненные птицы сидят на нём! Целая стая! Что, если они сейчас взмахнут своими необыкновенными крыльями да и полетят по всей избе?
Таиска прыгала и визжала от радости. Валентинка смеялась. Романок порывался схватить то одного жаворонка, то другого... Только Груша издали поглядывала на них.
Ну что там особенного? Этим маленьким всегда всё на свете интересно!
Мать каждому дала по жаворонку. Каждый выбрал, какого хотел.
И когда дед пришёл завтракать, ребятишки встретили его в три голоса:
— Дедушка, гляди-ка, гляди-ка, жаворонки прилетели!
Дед поглядел на жаворонков и покачал головой:
— Ух ты! Вот это птицы так птицы!