Любовь Воронкова

Подружки идут в школу

На току

Таня и Алёнка миновали овражек и вышли на ближнее поле, где работала жнейка и где они сегодня прятались под стойками. Стоек в поле стало гораздо меньше. В поле возить снопы пришли машины. А на машину можно целую гору снопов погрузить, не то что на телегу. Но и на лошадях тоже возили. Чем скорее убрать хлеб, тем лучше. Возы со снопами шли и шли с поля на колхозный ток.

— Смотри-ка, смотри-ка! — закричала Алёнка. — Вон твоя мамка на возу едет! Уж она, наверно, третий раз приехала — а нас всё нет и нет!

Таня обрадовалась и замахала рукой:

— Мамушка, возьми к себе на воз!

Мать выехала со жнивья на дорогу и остановила лошадь:

— Ну, взбирайтесь!

Таня и Алёнка подбежали к возу. «Взбирайтесь»! А как взбираться? Воз стоит широкий, как печка... Мать смотрела на них сверху и смеялась:

— Ну, что же вы вокруг воза ходите? Влезайте!

— А за что держаться? — спросила Таня. — Прямо за снопы?

— Становись на оглоблю, — сказала мать, — а теперь — лошади на спину... Становись, становись, не бойся!

Таня робко взобралась с оглобли на лошадь. Лошадь стояла тихо, только помахивала головой, отгоняя мух, и шерсть у неё на спине была гладкая и тёплая.

— Ну, а теперь давай руку — и сюда! — сказала мать. И не успела Таня оглянуться, как уже сидела рядом с матерью на широком возу.

— А я как же? — спросила Алёнка.

— Да и ты так же, — ответила мать, — видала, как Танюшка? Лезь, не бойся, я руку подам!

— Лезь, лезь! — крикнула Таня. — Здесь хорошо! Алёнка изловчилась и тоже взобралась на воз.

— Все тут, — спросила мать, — или там ещё кто есть?

— Все тут! — ответила Алёнка.

Вдруг снизу еле слышно проскулил Снежок. Он стоял у оглобли, вертел хвостом и глядел наверх просящими глазами.

— И тебя на воз? — засмеялась мать. — Ну уж нет, ты и пешком пробежаться можешь. У нас по две ноги, а у тебя четыре!

Мать тронула вожжами, и лошадь пошла. Воз тихонько покачивался. Таня и Алёнка сидели в самой середине, в гуще тёплых колосьев, и крепко держались за верёвку. На возу жарко пахло свежей соломой, снопы были тугие, гладкие, и в каждой соломинке блестело солнце.

Воз медленно проехал через поле и повернул к риге. Около риги стояли высокие крутые копны. Мать слезла с воза, подвела лошадь к копнам и развязала верёвку, которой были связаны снопы.

— А вы слезать будете или нет? — крикнула она девочкам.

— Нет, не будем! — ответила Таня.

— Не будем! — повторила и Алёнка.

Они засмеялись и поглубже зарылись в снопы.

— Ну, значит, придётся вместе со снопами сваливать, — сказал бригадир дядя Савелий.

Он налёг плечом на воз, воз накренился, снопы заскользили и поползли.

— Ай-ай, падаем! — кричали Таня и Алёнка.

Они смеялись и хватались за снопы. Но воз кренился всё больше, колёса с одной стороны совсем поднялись — и снопы горой свалились на землю. Таня и Алёнка со смехом барахтались в снопах. Снежок поглядел-поглядел на них да и тоже прыгнул к ним в снопы. А мать и дядя Савелий смотрели на них и тоже смеялись.

— Вот как у нас пассажиров высаживают! — сказал дядя Савелий. — Будете знать!

— А мы как с горки съехали! — ответила Таня. — Ничуть и не страшно даже!

— Даже и ничуть! — подтвердила Алёнка.

Девочки вылезли из снопов, отряхнулись. А мать сбросила с телеги последние снопы и сказала:

— Садитесь, домой отвезу.

— Мы не поедем, — ответила Таня, — мы ещё будем помогать!

— Ну, помогайте, — сказала мать. И уехала.

— Тань, а что мы помогать будем? — спросила Алёнка.

— А что-нибудь, — сказала Таня, — что велят.

Около риги стояли три копны. А рядом клали ещё копну. Проворная девушка Варя Соколова подавала снопы, а дядя Кузьма их укладывал. Он укладывал их кружком, плотно друг к другу, колосьями внутрь. Если дождь пойдёт, пускай солому мочит, а колосья внутри копны сухими останутся. Копна становилась всё выше и выше, и Варе всё труднее было кидать наверх тяжёлые снопы.

— Варя, давай мы тоже будем снопы кидать? — сказала Таня.

Но Варя ответила:

— Вам не докинуть, тяжело. Лучше идите на ток, там помогайте.

На току было очень шумно. Тарахтела молотилка, трещали веялки, шелестела солома. Мальчики, отвозившие солому, покрикивали на лошадей. Соседка Марья подавала снопы в молотилку. Молотилка без устали хватала их один за другим железными зубьями.

А тётка Марья стояла вся закутанная платком, потому что пыль вихрем кружилась над молотилкой.

— Туда не полезем, — сказала Алёнка, — там пыльно.

— Мало ли что пыльно, — ответила Таня. — А если нужно?

Дядя Савелий услышал их.

— Туда вас и не пустят, — сказал он, — там работать надо умело.

— Дядя Савелий, а куда же нам?

— А вы идите к веялке сор отгребать.

Веялка весело трещала, лёгкая мелкая солома взлетала над ней. А внизу по жёлобу текло тяжёлое чистое зерно. Две девушки стояли с метлами и осторожно сметали с зерна соломинки, остатки колосьев, упавшие сверху.

— А где ещё метла? — спросила Таня. — Мы тоже будем сор сметать.

— Вы, пожалуй, вместе с сором и зерно сметёте, — сказала одна девушка, Груша Миронова. — Вы, девчатки, лучше возьмите грабли да отгребайте солому от гумна.

Девочки сбегали за граблями под навес и стали отгребать обмолоченную солому. Солома была лёгкая и светлая, как облако.

— Так-так! — кричали им колхозницы, которые тоже отгребали солому. — Живей, живей, дремать некогда!

— Грабли у них так и взлетали, солома так и шумела. Таня с Алёнкой тоже старались изо всех сил.

Вдруг далеко-далеко в деревне прозвонил колокол. Прозвонил и затих.

— Кончай работу! — сказал дядя Савелий. — На обед прозвонили!

Молотилка загудела тише и остановилась. Веялка перестала трещать.

Дядя Савелий большой деревянной лопатой подгрёб и подровнял ворох намолоченной ржи.

Таня и Алёнка отнесли грабли под навес.

— У меня весь лоб мокрый, — сказала Таня, — а у тебя?

— И у меня! — ответила Алёнка. — И лоб мокрый и шея! И везде колючки набились!

Таня и Алёнка стали вытаскивать из волос солому и колючки — усики от колосьев. Отряхнули платья. В это время на ток пришёл Танин дедушка.

— Дедушка, — закричала Таня, — а мы с Алёнкой солому отгребали!

— Молодцы! — сказал дедушка. — Хорошее хорошо и послушать.

— Дедушка, а ты что — молотить пришёл?

— Да не молотить, а ворох сторожить. Я у вороха посижу, пока народ пообедает. А то мало ли что? Может скотина забрести, может птица налететь.

— Так мы пошли, Мироныч! — сказал дядя Савелий. — Гляди не задремли тут у вороха!

— Да уж не задремлю, — ответил дедушка. — Обедайте спокойно, я колхозному хлебу цену знаю!