Все для детей

Любовь Воронкова

В глуби веков

Предыдущая страница
Следующая страница

Встреча и прощание

— Апа, посмотри, не вернулся ли гонец?

— Светлая моя, если бы он вернулся, он уже стоял бы перед тобою!

— Апа, тебе просто не хочется выйти на солнце. Мне нельзя, я жена царя. А тебе не хочется. Вот сидим и ничего не знаем...

Кормилица вздохнула, тяжело поднялась и вышла из шатра. И тут же вернулась:

— Гонца еще нет. А солнце такое, что готово сожрать человека. То ли дело у нас, на Скале: и тепло, и прохладно, а свежесть-то какая!

Роксана подошла к деревянной клетке, стоявшей на столе. В ней сидела перепелка — у них, в Бактрии, любят пение перепелок.

— Почему ты молчишь? — грустно спросила у птицы Роксана. — Ты не можешь петь в чужой стороне?

— Да кто же поет на чужбине! — отозвалась кормилица. — Вот и ты уже не поешь больше...

Голос Роксаны прозвучал еле слышно:

— Не пою...

В эту минуту вошла рабыня и сказала, что прибыл гонец. Роксана вскочила. Кормилица остановила ее:

— Сядь, Рокшанек! И все ты забываешь, что ты — жена Александра, царя царей. Я сама возьму письмо.

— Нет, пусть войдет!

Гонец, еле переводя дух, остановился у входа. Пот бежал струйками по его смуглому лицу, мешаясь с пылью. Потрескавшиеся губы еле смыкались...

— Давай! — Роксана протянула руку, унизанную чуть не до плеча драгоценными браслетами.

— Письма нет, госпожа, — ответил гонец.

— А где же оно?

Гонец притронулся к своей голове:

— Здесь.

— Письма нет, госпожа, — ответил гонец.

Румянец исчез с нежных щек Роксаны. Она стояла белая, как весенний цветок крокуса, растущий на Скале. Слезы, готовые пролиться, остановились в глазах.

— Что же там?

— Царь сказал, что он сам приедет к тебе, госпожа.

— Приедет?! Когда?!

— Он сказал — скоро.

— О!.. — Роксана улыбнулась горькой улыбкой. — Скоро! Скоро... Это значит неизвестно когда.

Вечером, когда жгучее солнце, склоняясь к горам, теряло свою силу, Роксана вышла из шатра. Кормилица следовала за нею, не отставая ни на шаг. Стража тотчас окружила жену царя щитами — ее оберегали.

А жене царя хотелось быть одной. Хоть немного побыть одной со своими думами, со своей печалью. Огромное небо наливалось горячим золотом зари, бледнело, угасало... Звенели цикады. И отовсюду с гор, чужих, затаившихся в своем безмолвии, наплывало одиночество.

Александр приехал неожиданно. Он вошел в шатер запыленный, в шлеме, мокрый от пота. Роксана охнула и бросилась ему навстречу, протянув руки. Его трудно было узнать — осунувшийся, загорелый до черноты, отчего глаза казались еще светлее. Он снял шлем.

— Роксана!

— О Искандер! О, наконец-то!

Она обхватила его за шею, прижалась щекой к его плечу. Оба молчали, потому что не было таких слов, какими можно выразить счастье свидания.

Несколько дней Александр отдыхал в ее шатре. Но заботы и тут не давали ему покоя. Воины сейчас рубят лес у реки, хороший лес, корабельный. Будут строить корабли, чтобы отправиться вниз по Инду... Неарх-критянин, корабельщик, следит за работами. Там же и его верные этеры.

Но Александру все нужно видеть и самому давать распоряжения. Река неизвестна, страна чужая. Мало ли неожиданностей может встретиться им в пути? А инды народ опасный, непокорный, всегда готовый к битве, к нападению...

Эти дни покоя и радости пролетели, как птицы на заре. И вот наступило утро, когда Александр взял в руки свой украшенный золотом и белыми перьями шлем.

— Разве тебе уже пора, Искандер?

— Пора, моя светлая, пора!

Роксана долго смотрела, как серебряное облако пыли, поднятое конным отрядом Александра, уходило по дороге. В обозе уже шла суета, обозники готовили повозки, свертывали палатки, готовились в путь. Обоз пойдет по следам армии. И Роксана поедет вслед за Александром. В глубь Индии, до Океана, до конца света.

Новые корабли Александра, пахнущие свежим деревом, плыли вниз по реке Инду. Широкая вода Инда держала в себе отражение белого от зноя неба; напористые заросли прибрежных мангровых рощ, удивлявших македонян, подходили к самой воде. Корабли медленно шли мимо селений и городов. Индусы, коричнево-темные, с прямыми черными волосами, с белыми повязками на бедрах, толпами стояли на берегу и, молча, в изумлении и страхе смотрели на них.

Растения, животные, птицы — здесь все было другое, удивительное, сказочное...

— Смотри, какие люди скачут по деревьям! Может, это и есть пигмеи?

— Ты не слышал, что ли, что это обезьяны? Спроси у пленных.

— Как бы их ни называли, все-таки они люди. Смотри, как ловко они чистят бананы! У них же руки есть!

— Руки-то есть. Но ведь и хвосты есть. А где ты видел людей с хвостами?

— У нас-то не видел. А здесь — кто их знает? Здесь все может быть!..

Корабли шли длинной чередой, золотисто светясь на темной воде. По расчетам Александра, они скоро должны прибыть в то место, где Гефестион и Фердикка строят через Инд большой мост. Как они там? Справились ли? Река широка и быстра...

Но вот настало утро, когда расступились прибрежные заросли и над темной, полной золотых бликов водой возникло четкое очертание моста. Мост, настланный на поставленных в ряд кораблях, перекинулся с одного берега на другой, оседлав могучую реку.

Александр почувствовал, как радость хлынула ему в сердце. Мост готов, он есть, он ждет Александра. И ждет Александра его друг Гефестион.

Гефестион и Фердикка стояли на берегу, окруженные войском. Лишь показались царские корабли, воины подняли радостный крик. С кораблей ответили им. Началось ликование встречи, ведь никто не был уверен, что эта встреча произойдет. Захватывая города и пленных, македоняне и сами втайне чувствовали себя пленниками в этой заколдованной стране.

Александр, торопливо ответив на приветствия, осмотрел мост.

Он прошел по настилу на другой берег, перешел обратно, придирчиво разглядывая его устройство.

Гефестион и Фердикка, инженеры и строители — все ходили с ним рядом, готовые отвечать на вопросы, которые задаст царь. А он их задаст непременно — это они знали.

Мост держали два тридцативесельных корабля. Между ними стояли малые суда.

— Как вы установили корабли?

— Сваи вколотить было невозможно, царь, — рассказывали, обступив Александра, строители, — река слишком глубокая и сильная. Вот и сделали такой — Ксеркс когда-то делал такой мост через Геллеспонт. А суда установили так: мы их пускали по реке кормой вперед. Большой корабль идет, а маленькое суденышко на веслах удерживает его, не дает уйти. А как доходит судно до моста, отпускаем на дно груз, корзины большие сплели, набили камнями и опустили. Груз этот и держит корабль.

— Мы спешили, царь, — сказал Фердикка, — сделали что могли!

Царь остался доволен. Мост готов, задержки не будет. Вечером Гефестион прошел в шатер к царю. Александр ждал его.

— Как мне не хватало тебя, Гефестион!

— Мне тебя тоже, Александр.

Это были часы умиротворяющей радости, какую дает присутствие друга...

— Гефестион, почему же ты стоял и молчал, когда другие хвалились своим усердием? Ведь руководил работами ты!

— Им надо завоевать милость царя.

— А тебе не нужна царская милость?

— Мне нужна только дружба Александра.

В шатре было душно, они вышли. Стояла ослепительная лунная ночь.

— Неприятную новость я должен тебе сообщить, Александр...

— Что?

— Каллисфен умер.

— Почему? Из-за чего?

— Ты ведь давно его не видал... Он страшно растолстел. Нечеловечески. Думаю, что это и задушило его.

Александр задумался.

— Ну что ж, воля богов, — сказал он. — Я хотел судить его — он Не дождался. Но все равно Каллисфен был бы осужден. Ты позаботился о его сочинениях?

— Да. Я собрал все.

— Воля богов. Но теперь Аристотель для меня потерян навсегда.

Не спали долго. Разговаривали о разных делах, решали дальнейшие планы. Александр хотел сразу идти через Инд в глубь Индии. Гефестион согласился: надо идти, медлить не следует.

Предыдущая страница
Следующая страница

Печатать | Закрыть окно

Перейти к оглавлению раздела | Перейти на главную страницу сайта