Галины питомцы

Чем больше работала Галя с попугаями, чем больше их узнавала, тем больше удивлялась памяти и сообразительности этих птиц. В какой бы одежде Галя ни пришла, Кутя и Ара её мигом узнавали и спешили к двери, чтобы скорее к ней приласкаться. Они так привыкли к девушке, что, если даже она их иногда шлёпала за непослушание, в ответ только сердито кричали, но никогда не кусались. Но стоило Гале протянуть руку и сказать ласковое слово, как они тут же успокаивались и опять лезли ласкаться.

Зато как ненавидели и запоминали они тех людей, которые хоть когда-то их обидели. Был такой случай с зоотехником Куприяновым. На всю жизнь запомнили его попугаи. А случилось это так: наступило лето и настала пора переводить попугаев в летние вольеры. Обычно это делал зоотехник. Правда, Галя сразу предложила перенести гиацинтовых попугаев сама, но этого ей сделать не разрешили.

— Ты что, без пальцев задумала остаться! — рассердилась тётя Нюра, подавая Куприянову сачок.

Когда Куприянов зашёл с сачком к Куте и Аре, они ещё не знали, в чём дело, так как попали в Зоопарк сравнительно недавно. Оба попугая стали спускаться вниз, чтобы познакомиться с вошедшим к ним человеком. Первым, как всегда, спускался Кутя. Но вот ловкий взмах, и Кутя, даже не успев вскрикнуть, очутился в сачке. Потом Куприянов вытряхнул попугая в летний вольер и, пока растерянный и взъерошенный Кутя приводил себя в порядок, пошёл за Арой.

Тем временем Ара, испуганная столь таинственным исчезновением своего друга и чувствуя в этом что-то неладное, залезла под самый потолок клетки.

Увидев оттуда подходившего Куприянова, она сразу его узнала, страшно переполошилась, стала кричать, махать крыльями. Нелегко было зоотехнику справиться с Арой. Она забилась в угол клетки под самым потолком, и накрыть её там сачком было очень неудобно. К тому же она очень энергично отбивалась, отталкивала от себя сачок лапой, хватала клювом.

Наконец после долгих усилий Куприянов всё же накрыл Ару и тоже перенёс её.

С тех пор оба попугая хорошо запомнили зоотехника. В чём бы он ни был одет, как ни старался подойти незамеченным или спрятаться за посетителями, попугаи моментально его замечали. Они поднимали такой шум и крик, что работники птичника мигом узнавали, кто идёт.

— Ну, Куприяныч, — смеялись они, — теперь к нам не подкрадёшься, за километр слышно, когда идёшь.

Сколько раз Куприянов пробовал «помириться» с Кутей и Арой, но из этого ничего не получалось. Напрасно он предлагал своим недругам самые различные лакомства. Из его рук они ничего не желали брать, а в ответ только зло кричали и старались укусить.

А какой они подняли скандал, когда зоотехнику понадобилось прикрепить на их клетке этикетку с надписью! Такого пронзительного крика даже тётя Нюра за все годы работы в Зоопарке ни разу не слышала. Особенно старался Кутя. Он бросался на решётку, бил крыльями, и не успевал зоотехник просунуть проволоку, чтобы привязать надпись, как он тут же её вырывал клювом.

Пришлось Куприянову сдаться и звать на помощь Галю.

Галя открыла дверь клетки и спокойно подошла к разъярённому попугаю.

— Осторожно, как бы не укусил, — предупредил зоотехник. Но Галя теперь хорошо знала своих питомцев. Она только попросила зоотехника отойти, чтобы птицы не нервничали.
А когда Куприянов отошёл, наклонилась к Куте и стала ласково его уговаривать:

— Не волнуйся, Кутя… не надо… тебя никто не тронет… тебя все любят…

Она говорила так ровно и спокойно, что Кутя перестал кричать и вытаскивать проволоку. Потом, окончательно успокоившись, он полез к Гале на руки, прижался к её щеке и уже совсем спокойно дал ей возможность закрепить этикетку.

Находясь в летней вольере, оба попугая стали заметно подвижней и веселей. По-видимому, им нравилось, что в клетке много солнца, что под его лучами хорошо погреться и что кругом вместо скучных стен помещения свежая зелень. Попугаи старались достать клювами случайно упавший на сетку листочек и, если это удавалось, с удовольствием съедали. Теперь часто, как никогда, можно было услышать, как они хохотали, пели, кричали какие-то слова. Но какие именно, Галя разбирала не всегда.

Слов и даже фраз Кутя с Арой знали много, но произносили их невнятно и, конечно, совсем непроизвольно. Например, если Ара произносила фразу «попочка хочет кушать», это совсем не значило, что она действительно голодная. Совсем нет. Она говорила так сразу после еды, когда была уже сыта, но если Галя всё же предлагала ей добавку, то отказывалась.

Кормили попугаев летом иначе, чем зимой. Старались дать побольше зелени, фруктов, ягод, орехов. Орехи чаще всего давали грецкие. Сначала Галя их раскалывала, так как думала, что попугаям трудно разгрызать такую твёрдую кожуру. Но потом она увидела, клюв у них такой сильный, что они разгрызают орехи, словно семечки.

Им даже доставляло удовольствие грызть что-нибудь твёрдое. Заметив это, Галя притащила и поставила им в клетку круглое полено. И надо же было видеть, с каким удовольствием оба попугая стали его обгрызать! Они так старательно над ним трудились, что очень скоро от полена осталась одна труха.

Ещё нравилось попугаям купаться, особенно под тёплым, летним дождём. Стоило ему заморосить, как Ара и Кутя, вместо того чтобы спрятаться под навес, поспешно вылезали, взбирались на обтянутый сеткой верх клетки и повисали на нём, подставляя брюшко под дождевые капли. Смешно растопырив перья и раскинув крылья, они висели, словно под душем, минут по тридцать-сорок, а потом спускались на свою жёрдочку и, довольно бормоча, отряхивались и чистили пёрышки.

Жили попугаи дружно, но всё же иногда не обходилось без ссор. Особенно летом. Здесь Кутя нередко так долбил клювом свою подругу, что она забивалась в угол и поднимала крик. Галя уже хорошо знала своих питомцев, по тону крика сразу догадывалась о происходящем и спешила на помощь Аре.

Увидев Галю, Кутя мигом прекращал избиение своей подруги и спешил к дверям. Когда же Галя заходила в клетку, залезал к ней на руки и позволял с собой делать всё, что угодно. Он позволял даже класть себя на спину и качать, как ребёнка. Попугай лежал на руках девушки спокойно, брюшком кверху, и ласково ворковал. Потом Галя его сажала на жёрдочку и уходила, а успокоенный Кутя присаживался к своей подружке и больше её не обижал.