Армянская народная сказка
СЫН ЗЕМЛЕПАШЦА ОГАНА
Жил в стародавние времена землепашец. Звали его Оганом, и был у него сын-шалопай, каких свет не видывал. Смекнул отец, что малый не хочет браться за ум, и надумал избавиться от него: хватит, мол, сидеть у меня на шее. Вот он и говорит жене:
— Пускай парень поживет в людях, ремеслу выучится.
— Пускай,— говорит жена.
Собрались они — ив путь. Сын тогда еще совсем зеленый был, молоденький.
Долго ли они шли, коротко ли, бог весть. Наконец добрались до жилья.
— Вот хорошо-то,— говорит сын, — здесь и переночуем.
Невдогад бедняге, куда их занесло. Вошли в дом, а там сорок разбойников.
— Ну и дела! — засмеялись разбойники. — Мы по горам и долам рыскаем, добычу ищем, а добыча сама идет в руки. Эй, дружище, ты кто таков?
— Привел этого паренька вам в ученики. Разбойники так и прыснули.
— Опомнись, братец! Чем это тебе наше ремесло приглянулось?
— А что тут такого? Худо ли, бедно ли — оно вас, кормит, пускай и он вроде вас живет.
— Ну, воля твоя. Назавтра ступай домой, Как скоро, парнишка выучится нашему делу, мы его тебе вернем.
Поутру малый слышит:
— Возьми кувшин да сбегай по воду. Родник здесь неподалеку.
Пошел он к роднику, зачерпнул воды, потянул кувшин наверх, да не тут-то было — кувшин ни с места. Вдруг показалась из глубины белая-пребелая рука. Сын землепашца изловчился и, не выпуская кувшина, хвать ее! Раздался крик, и в парнишку полетел кубок. Он отпустил белую эту руку и вытащил на берег полный до краев кувшин. Потом подобрал кубок, очистил от грязи и сунул за пазуху.
Разбойники рты разинули от удивления.
— Где это ты набрал воды?
— В том самом роднике. Наполнил кувшин, а вытащить не могу. Вижу, высунулась из глубины рука — белая-пребелая, что твой снег. Схватил я ее, а в меня запустили кубком. Руку я отпустил, а кубок — вот он.
Атаман разбойников как глянул, так и обмер.
— Этому кубку, — говорит, — цены нет. Спасибо тебе, милый, удружил ты нам, здорово удружил.— Поцеловал паренька в j:o6 и продолжает: — Грешно нам теперь, братцы, разбойничать на большой дороге. Продадим этот кубок, и, покуда живы, не будет у нас ни в чем нужды. Подать мне коня, еду. Привезу деньги, поделим их —и по домам.
Вскочил на коня и поскакал в город, к меняле. А меняла ему говорит:
— Эта вещица мне не по карману. Если кто ее и купит из нашей братии, так только вон тот еврей.
Отправился атаман к еврею: так, мол, и так, купи у меня кубок.
Еврей повертел кубок в руках и отвечает:
— Этой вещице цены нет. Снесем-ка ее царю, сколько он скажет, столько я тебе и заплачу.
Пришли к царю, еврей и говорит:
— Государь, в прошлом году мою лавку ограбили, этот кубок тоже пропал. Я схватил вора. Молю тебя, верни мне мое добро,
— Эй, человече,— спрашивает царь,— откуда у тебя этот кубок?
— Много лет здравствовать тебе, государь, — отвечает разбойник,— Есть у нас ученик, он-то и нашел кубок у родника.
— А что вы за люди, каким ремеслом промышляете? Говори, а не то — голова с плеч.
— Правду сказать, мы разбойники. Появился у нас недавно ученик, он и принес кубок.
Царь повелел доставить к нему всю шайку и ученика. Явившись пред царские очи, парнишка семижды поклонился и молвил:
— Много лет здравствовать тебе, государь. Этот кубок принес я. Коли привезу тебе еще одиннадцать таких же, изгони еврея из города, коли нет — отруби нам головы, сперва мне, потом моим сотоварищам.
— Заточите их в темницу,— указал царь на сорок разбойников, — и держите до тех пор, пока у меня не будет этих кубков.
Сын землепашца вскочил на атаманова коня, прихватил кубок, чтобы раздобыть одиннадцать таких же, и пустился в путь. Долго ли он ехал, коротко ли, бог весть. Наконец добрался до одного стольного города. Постучался у дома на окраине, вошел и видит старуху, мрачную да насупленную.
— Что приуныла, матушка?
— Тебе-то какое дело? Вот ужин — ешь да помалкивай.
— А все-таки отчего ты супишься? Расскажи, может, чем пособлю.
— Больно ты прыткий! Хотели нам помочь молодцы — не тебе чета, да все впустую.
— Расскажи, матушка!
— Был у нашего даря сын красавец. Умер, схоронили мы его. Так вот, днем-то покойник в земле, а что ни ночь — опять он на божьем свете, да еще в изодранном саване.
— Ладно, матушка, убери ужин. Не буду я есть.
— Это еще почему? Ешь!
— Кусок в горло не лезет.
Старуха отвела его к царю: этот, мол, удалец обещается стеречь могилу, да так, что никто близка не подойдет, а коли, мол, соврет — рубите ему голову.
— Ступай стереги, — говорит царь.
Ввечеру пошел сын землепашца на кладбище и спрятался.
А как настала полночи прилетели к могиле царевича три голубицы, сбросили перышки и обернулись тремя пригожими девушками. Беседуют они друг с дружкой, одна и спрашивает: сперва, мол, перекусим, а там уж и царевича приведем?
— Вот глупая! — отвечает ей товарка. — До еды ли, когда рядом почивает такой красавец!
Достала из-за пояса скатерть и, прикоснувшись к ней красной палочкой, молвила:
— Расстилайся, скатерть!
Скатерть разостлалась, а на ней яств — видимо-невидимо.
Подошла девушка к надгробью и, прикоснувшись к нему волшебной палочкой, молвила:
— Восстань, камень!
Камень восстал.
— Разверзнись, земля!
Земля разверзлась. Вынули они втроем покойника из могилы, а едва прикоснулись к нему палочкой — он ожил и открыл глаза. Откуда ни возьмись появились наряды, девушки приодели царевича и усадили во главе застолья, а сами присели рядком напротив.
Приметив, что они сели рядком, малый обрадовался: вот, мол, и славно, всех троих одной стрелой уложу, а царевич останется невредим.
Выпустил стрелу — поднялся несказанный переполох. Позабыв и про скатерть-самобранку, и про волшебную палочку, чародейки кое-как нацепили на себя голубиные перышки и улетели.
Подошел парнишка к царевичу и говорит:
— Здравствуй, царевич!
— Здравствуй, добрый человек!
— Я из стражей твоего отца. Сядем, подкрепимся.
Поели, попили.
— А теперь, — говорит сын землепашца, — ложись на место. Я тебе пособлю.
— Не надо! — взмолился царевич. — Насилу высвободился. Пойдем лучше к нам во дворец.
— Нет, так нельзя.— Взял парнишка волшебную палочку, а скатерть-самобранку убрал. — Ложись на место.
Царевич лег в могилу, а сын землепашца прикоснулся волшебной палочкой к надгробью, и оно водворилось на место.
На рассвете явились царевы люди и видят: ничего на могиле не тронуто, не порушено. Назир тотчас доложил царю: так, мол, и так, государь, все в порядке, и надгробье не сдвинуто.
— Как это ты уберег могилу?— спрашивает царь паренька.
— Приходите с царицей — сами увидите.
Пришли они на кладбище — царь, царица, назир да сын землепашца.
— Гляди, государь, надгробье не сдвинуто. А что бы ты мне дал, государь, верни я тебе царевича живым и здоровым?
— Что душа твоя пожелает.
— Коли так, ступайте домой. Я вам его приведу.
Только царь и царица с назиром воротились во дворец, следом за ними — парнишка об руку с царевичем.
— Вот тебе, государь, твой сын.
Ох и обрадовались царь с царицей, ох и обрадовались!
— Чем тебя вознаградить, юноша? — воскликнул царь.
Паренек показал царю кубок: мне, дескать, надобно одиннадцать таких же, сорок моих сотоварищей сидят из-за них в темнице.
— Таких кубков, юноша, у меня нет. Проси у меня дочь в жены, проси сокровищ, проси полцарства. А чего нет — того нет.
Паренек вскочил на коня и говорит:
— Коли так, ничего мне не надо.
Только его и видели.
Долго ли, коротко ли он ехал, бог весть. Наконец добрался до большой приморской столицы, постучался у дома на окраине, вошел и видит: хозяин мрачнее тучи.
— Добро пожаловать, братец,— говорит хозяин,— да уж не обессудь: нечем мне тебя попотчевать.
— Не грусти, мил человек, у меня харчей на двоих хватит.
Достал скатерть-самобранку, прикоснулся к ней волшебной палочкой, она и разостлалась, а на ней яств — видимо-невидимо.
— Зови детей, пускай поедят досыта.
Сели за стол, поужинали.
— Так что ж это стряслось в вашем городе, отчего у вас голод? Пашите себе землю, сейте, урожай собирайте.
— Негде нам, братец, пахать и сеять.
— А где же вы хлеб берете?
— Из-за моря привозим.
— Отчего же нынче не привезли?
— Эх, братец, посреди моря какая-то рука из воды высунулась. Плывем туда — не трогает, а как нагрузимся зерном и возвращаемся, переворачивает корабль, и все наше добро — ко дну. И нету с ней сладу, с этой напастью.
— А коли я с ней слажу и привезу зерна, даст мне ваш царь, чего я у него попрошу?
— Даст за милую душу.
— Стало быть, пошли к царю.
Явились они к царю, парнишка и говорит:
— Что бы ты мне дал, государь, привези я в твою страну зерна?
— Что душа твоя пожелает.
— Ладно,— сказал парнишка. Снарядился —и в путь. Нагрузил зерном сорок кораблей и поплыл обратно. Видит, посреди моря чуть покачивается над водой белая-пребелая рука с золотым обручем на запястье. Паренек хвать ее — и тянуть. Но рука поднатужилась, вырвалась и скрылась в волнах, только и остался у паренька золотой обруч. Поплыл сын землепашца дальше и без помех в целости и сохранности привел корабли назад. В городе наступило изобилие.
Пришел парнишка к царю.
— Я, государь, свое слово сдержал. Теперь,— говорит,— твой черед.
— А что тебе надобно?
Достал парнишка кубок и показывает.
— Одиннадцать таких же точно.
— Э, брат,— развел руками царь. — Он один стоит всего моего добра, где же мне взять еще одиннадцать. Проси у меня дочь в жены, проси город, проси полцарства.
— Ничего другого мне не надо. Сорок моих сотоварищей за решеткой сидят, и нет мне из-за этого ни сна, ни покоя. Мне нужно одиннадцать таких кубков, иначе их не вызволить.
— Коли так, я потолкую со своим главным кормчим, — ответил царь. — А там поглядим.
Призвал он к себе главного кормчего: знаешь ли, дескать, где у дочерей царя Чародея трапезная?
— Знаю.
— Вот и хорошо. Свезешь туда этого паренька.
Сели они на корабль и поплыли. Через семь дней и семь ночей пересекли море и пристали к другому берегу. Глядь — перед ними маленькая кованая дверца. Главный кормчий кивнул на нее и говорит:
— Это она и есть, их трапезная. Когда мне за тобой приплыть?
— Деньков этак через пятнадцать.
Толкнул паренек дверцу, вошел и увидел .старика. Старик засучил рукава и кашеварил.
— Здравствуй, дедушка!
— И ты здравствуй, человече! — До того он был красив, этот старик, что сил не доставало поднять на него глаза. — Сюда ни птица, на крыле, ни змея на животе не добирались, ты-то как добрался?
— Вас хотел повидать, дедушка!
—- Какой же ты, однако, обходительный! Ну, полезай под одеяло, а то вот-вот явятся чародейки. Увидят человека — не миновать беды. Жаль мне тебя.
Паренек залез под одеяло, схоронился.
Тут как раз пришли дочери царя Чародея.
— Что-то здесь человечьим духом повеяло!
— А я кто, по-вашему?— сказал кашевар.— Я человек, от меня и идет человечий дух.
— Нет, это дух пришельца.
— Нету здесь никого.
— Ладно, покорми нас.
Накрыли на стол. Только три сестры сели, назир царя Чародея принес им письмо.
- Обожди немного,— говорят они.— Пообедаем, а там и прочтем.
За обедом старшая сестра подняла чашу с вином и молвит:
— Знаете, за кого я хочу выпить? За того, кто набрал воды из моего родника. Сорок разбойников ни разу за семь лет ее не отведали, а в этого удальца мне пришлось кубок запустить, лишь бы он оставил меня в покое. Дай ему бог здоровья!
Средняя сестра улыбнулась:
— Рассказать, вам, что со мной приключилось?
— Расскажи!
Наполнили они чаши.
— Я пью за того, кто отнял у меня скатерть-самобранку и волшебную палочку и воскресил царевича. Дай ему бог здоровья, этому удальцу!
Младшая сестра улыбнулась:
— Ну, а я пью .за того, кто осилил меня и привел в голодный край сорок кораблей с зерном. Дай ему бог здоровья, этому удальцу!
Старик-кашевар смекнул: не иначе это тот самый смельчак, который пробрался сюда и схоронился под одеялом. А как смекнул, спрашивает:
— Что бы вы ему дали, этому удальцу, окажись он здесь?
— Все что душе угодно.
Услыхав это, парнишка выбрался из укрытия и говорит:
— День добрый, красавицы!
Сестры так и обомлели.
— Присаживайся,— говорят,— гостем будешь.
Поели они, попили.
Сызнова вошел назир, семижды поклонился, протянул старшей сестре письмо и, скрестив на груди руки, замер.
Прочла старшая сестра письмо и заплакала в три ручья. Взяла письмо средняя, прочла и тоже залилась слезами, младшая прочла — и она в слезы.
— Что в нем такого, в этом письме, отчего вы плачете?— спрашивает сын землепашца.
Сестры переглянулись.
— Расскажем ему?
— Расскажем!
Принесла старшая шкатулку, достала оттуда изображение юноши и показала гостю.
— Есть у нас брат. Семь лет уже, как похитил его Азраил, а мы ничего не можем поделать. Коли вызволишь ты нашего братца, дадим тебе все, чего ни потребуешь.
— Ну что ж, говорит сын землепашца. — Попытка не пытка.
— Только тебе это и под силу.
— А сорок моих сотоварищей? Их-то мне как вызволить?
— Пустое! Мы тебя к ним за день переправим.
— Переправить-то, пожалуй, переправите, да где мне взять одиннадцать таких вот кубков?
— Чудак человек! Понадобится, дадим и двадцать, за этим дело не станет.
— Коли так, пошли к царю.
Предстали они перед царем Чародеем. Сын землепашца семижды поклонился и скрестил руки на груди. Царь спрашивает дочерей:
— Зачем вы привели ко мне человека?
— Он ваялся вызволить нашего брата.
— Это он-то? А сможешь?
— С божьей помощью.
— Ну что ж, ступай. Азраила видел?
— Нет.
— Хорош, нечего сказать! А что тебе надобно в дорогу?
— Выбрать в твоей конюшне коня по сердцу, да опоясаться твоим мечом, да повесить оплечь твой лук, да взять в руку твою булаву.
— И только-то?
— Дай мне еще проводника, пусть сведет меня к Азраиловой горе.
— Ступай с богом. Поглядим, что из этого выйдет.
Пошел паренек в конюшню, выбрал себе доброго скакуна, который только по ночам и резвился на раздолье, отроду света божьего не видывал, опоясался царевым мечом, повесил оплечь лук, взял в руки булаву, подъехал к дворцу и стал у ворот. Конь нетерпеливо заржал. Как увидел царь паренька, сказал про себя: «Эге-re! Шутки в сторону, этот удалец и впрямь привезет мне сына!»
— Где твой проводник? — говорит сын землепашца. — Поехали!
Двинулись, они в путь. Добрались до горы Джан-джаваз и остановились.
— Дальше мне ехать не велено, — сказал проводник.
— Коли так, прощай! — молвил сын землепашца и тронул поводья.
Взобрался он на гору, видит высокие дома, и доносится до него визгливый голос
— Эй, хозяин! — закричал парнишка. — Выходи, биться будем!
На крик выбежали два араба.
— Ты кто таков?— спрашивают.
— Я приехал мстить.
«Да как он смеет тревожить сон нашего господина?» — возмутились арабы и, кинувшись к сыну землепашца, перекрыли ему путь.
Видя, что добром они его не пропустят, тот выхватил меч да и снес им обоим головы. Потом спешился, поднял отрубленные головы и закинул в окно ближайшего дома.
Проснулся Азраил, выглянул в окно — перед ним всадник: кричит, не унимается, зовет силою переведаться.
— Постой, — говорит Азраил, — сейчас я с тобой разделаюсь.
Вскочил на коня и выехал на площадь перед домом.
— Добро пожаловать, человече, — говорит. — Кому начинать?
— Тебе, —отвечает сын землепашца. — Я ведь гость. Мечи в меня семь булав, пускай в меня семь стрел, бросай в меня семь мечей. Поглядим, кто кого.
Метнул Азраил булаву. Задрожали горы и долы, а парнишка как стоял, так и стоит — булава пролетала над ним. Поднял он ее и говорит:
— Нашел время шутки шутить! Держи свою булаву да мечи как подобает.
Семь раз метнул Азраил булаву, семь раз бросил Азраил меч, семь стрел пустил, да ни единожды в парнишку не угодил — как стоял он, так и стоит, невредим и целехонек.
— Теперь твой черед.
Направил сын землепашца коня вскачь, а как достиг площади, привстал на стременах, метнул булаву, и та размозжила Азраилу череп. Рухнул он наземь, а парнишка приблизился да и отсек ему голову. Глядь — она катится по земле сама собой.
— Ну и ну! — воскликнул сын землепашца. — Это что за чудеса!
Взмахнул мечом и рассек голову надвое.
— Еще разок, — прошептала голова.
— Нет уж, — молвил парнишка. — Единожды я вышел из материнской утробы, единожды и бью.
Стреножил он коня у ворот и вошел в дом. А как вошел, видит: мается в горнице сын царя Чародея, окованный по рукам и ногам.
Высвободил он царевича из цепей: так, мол, и так, едем, отец ждет тебя не дождется.
Вскочили они на коней — -и в путь. Доехали до города, царевич и говорит:
— Как придем к отцу, попроси у него младшую дочь в жены да перстень в придачу.
Приехали. Обступили царевича отец, мать, сестры, обнимают, плачут от радости.
— Ну, молодец, — говорит царь Чародей сыну землепашца, — чем тебя отблагодарить? Чего ты желаешь?
— Желаю тебе здравствовать!
— А еще?
— Дай мне младшую свою дочь в жены, да перстень, да одиннадцать таких вот кубков.
— Бери!
Семь дней и семь ночей пировали на свадьбе. Обвенчали парнишку с царевной и повели в опочивальню. Достал он меч из ножен и положил промеж собою и молодой.
— Чем я тебя не угодила?— изумилась царевна.— Или, может, ты отцом моим не доволен?
— До утех ли мне, когда сорок моих сотоварищей в темнице?
Поутру уложили они одиннадцать кубков и отправились восвояси. Добрался сын землепашца до отчих мест, оставил молодую жену в родительском доме, огорошил отца с матерью, а сам явился к царю и выставил перед ним все одиннадцать кубков.
Призвал царь еврея-менялу.
— Ну-ка, — говорит,— показывай, который из них твой.
Видит меняла, все кубки одинаковые, не отличить один от другого.
Понял царь, что его хотели одурачить. Повелел выпустить из темницы сорок разбойников, а менялу с позором изгнать из города.
— С этим пареньком, — говорит царю назир, — приехала девушка. Не позвать ли ее сюда?
Царь был уже стар, наследником так и не обзавелся. Пригласил он к себе девушку, а как взглянул на нее, так и обмер, завороженный.
— Чья будешь, милая? — спрашивает.
— Я дочь царя Чародея.
— Этот парнишка твой муж?
— Да.
— И ты целомудренна?
Созвал царь народ и провозгласил:
— По доброй своей воле отрекаюсь от царства и передаю трон этому юноше. Согласны?
— Согласны! Согласны!
— Коль скоро ты передал мне трон, я тоже сделаю тебе подарок, — молвил парнишка и надел ему на палец перстень царя Чародея.
Стал парнишка царем, а сорок разбойников — его назирами да везирами.
Их желания исполнились, так пускай же исполнятся и ваши.
С неба упало три яблока: одно тому, кто сказывал сказку, а два тем, кто слушал.
