Все для детей

Зверинец у крыльца
Белки

«самый веселый, самый проворный
и хлопотливый зверек в наших лесах...»

Свет о белке правду бает:
Это чудо знаю я...
А. С. Пушкин.
Сказка о царе Салтане

Белка, наверное, единственный грызун, который симпатичен и малым детям, преисполненным любовью ко всему живому, и умудренным старикам. И не чудо ли, что рыжего, пепельного или почти черного зверька называют белкой? Скорее, надо было бы так звать зайца: у него вся шкурка белая, а не только на животе, как у обыкновенной белки. (Слово «обыкновенная» — не литературный штамп, а зоологический термин.)

Рыжеватый цвет беличьей шкурки побудил древних германцев посвятить зверька рыжебородому богу Тору. По весне в честь Тора на холмах возжигали жертвенные огни, куда белок бросали живьем. В тропиках четвероногих древолазов зря не губили — испокон веку промышляли на мясо (шкурка у тамошних белок никудышная).

Кое-где и в умеренных широтах не брезговали беличьим мясом. Вот фраза из знаменитого романа Фенимора Купера: «На середине стола возвышались два тяжелых серебряных судка, окруженных четырьмя блюдами; на одном из них лежало фрикасе из белок». Поселенцы, колонизовавшие Северную Америку, любили поесть. А на их столах, согласно Ф. Куперу, беличье фрикасе — мелко нарезанное жареное или вареное мясо с приправой — соседствовало с жареной индейкой.

Может, и на самом деле белка вкусна? Пишут же, как некогда коренные сибирские жители, сняв шкурку и выпотрошив зверька, бросали тушку прямо на раскаленные угли или вешали «перед огнем на палочку (рожон), и лишь только зарумянится мясо, потечет и зашипит едва согревшаяся кровь, как уже оно снимается и кушается за обе щеки, обыкновенно без соли и редко с хлебом».

Раньше на Руси в ходу было другое беличье имя — векша. В энциклопедии Брокгауза рядышком объяснены два значения этого слова. Первое — зоологическое и второе: «древняя неделимая русская ценность, иначе веверица, векша». Славно сказано — белка, векша, русская ценность! Вовсе не зря о белках упоминает Ипатьевская летопись: «имаху по беле и веверице тако от дыма». В Холмогорах в XVI веке тысячу беличьих шкурок можно было сторговать за сорок ефимков, равноценных серебряным немецким талерам. Целое богатство.

...Каких только белок нет на белом свете! В приэкваториальной Африке солнечные белки по утрам загорают, растянувшись на ветвях. Живут на планете и крошечные мышиные белки — их хвостики короче пяти сантиметров. Есть и всамделишные белые белки, именуемые красавицами. Они украшают индонезийские леса и парки.

Да и у нас одной обыкновенной белкой природа не обошлась. В борах по Иртышу и Оби и на юге Тюменской области по деревьям прыгают крупные телеутки (подвиды обыкновенной белки). Не подумайте, будто это выпад лживой телепередачи: телеутки гордо носили свое имя, когда на Земле еще не было ни одного телевизора. И все-таки телеутки серебристо-серые, вроде цвета телеэкрана.

Искушенные в систематике люди уверяют, будто всех белок особенно роднит то, что их верхний предкоренной зуб меньше других и похож на столбик. У обитающей у нас в Закавказье персидской белки таковой столб отсутствует, за что ей дали обидное имя Sciurus anomalus, в переводе с латыни — ненормальная.

Про нашу обыкновенную белку Брем как-то сказал, что она северная обезьяна. Сравнение и удачно, и нет: обезьяны тяжеловаты. А наша маленькая грациозная акробатка игриво раскачивается на ветке, уцепившись за нее одной лапой, мигом перевертывается и мчится вприпрыжку вверх по стволу, будто скользит ввысь. Спускается белка осторожнее — коготки плоховато держат. Наконец, легкий, невесомый прыжок на землю, кросс на два-три десятка метров — и снова на дерево. (При необходимости без всякого для себя членовредительства пушистый древолаз прыгает на землю с высоченной макушки.)

Посмотрев на все это, трудно не согласиться с характеристикой, данной белке И. Соколовым-Микитовым: «Самый веселый, самый проворный и хлопотливый зверек в наших лесах...»