Любовь Воронкова

Волшебный берег

Полёт в космос

Лёня помогал Фене таскать солому под навес. Солома была лёгкая, сухая и вся блестела на солнце. Она щекотала шею, царапала руки. Но зато постель для уток получилась пышная, мягкая. И уж конечно, утки скажут Лёне спасибо. Они очень не любят спать на сырой подстилке. Они заболеть могут, если подстилка будет сырая и грязная. И даже умереть от этого могут. Вот какие они нежные!

Под навесом стало светло от жёлтой соломы, будто в этой соломе запуталось солнце. И прежде чем пришли отдыхать утки, Лёня сам повалялся и покувыркался на их постели.

В это время на птичник прибежала Аринка, бригадирова дочка.

— Меня отец прислал, — сказала она Фене. — Он спрашивает: как ты здесь одна справляешься? И не нужна ли тебе помощь?

Феня засмеялась.

— Нет, Аринка, — ответила Феня, — мне помощь не нужна, потому что у меня уже есть помощник.

— Кто помощник?

— Я помощник! — закричал Лёня.

— Вот так помощник — весь-то в соломе! — сказала Аринка. — И в волосах солома!

— Ну и что же? — ответил Лёня. — Я уткам постель стелил.

Аринка оглянулась.

По всему берегу — утки, в воде на озере — полно солнца. Весело.

— А давай я тебе, Феня, тоже помогать буду, — попросила Аринка. — Я буду с тобой уток кормить.

— Пожалуйста, — сказала Феня, — очень рада буду. Позову, когда понадобишься, а пока поиграйте.

— А как нам играть? — спросила Аринка.

— Я не буду играть, — сказал Лёня. — Я не маленький. Если хочешь, полетим в космос.

— Куда-куда?

— В космос. На ракете. Неужели в первый раз слышишь?

— А где ракета?

Лёня оглянулся. Возле кормушки стояла белая бадейка. В этой бадейке Феня разносила уткам еду. Но утки любят, чтобы посуда была чистая, и Феня только что вымыла её и поставила на солнышко просохнуть.

Лёня схватил бадейку, надел себе на голову:

— Вот и шлем. А ракета — будто бы есть.

— А мне? — спросила Аринка.

— И у тебя ракета будто бы.

— А шлем? Тоже будто бы?

— Конечно. Приготовиться! Даю старт!

Лёня махнул рукой, дал старт, и вдруг они оба с Аринкой взлетели под самые облака. Ох и раздолье же! Ох и веселье же тут началось! Лёня и Аринка летели в своих ракетах, а вокруг них крутились вихри, пухом разлетались облака.

— Внимание! Внимание! — Лёня давал позывные. — Я — Орёл, я — Орёл! Синица, ты меня слышишь?

— Я — Синица! Я — Синица! — из неизвестной дали отвечала Аринка. — Я тебя слышу!

— Синица, ты землю видишь?

— Нет, не вижу! Кругом облака!

— А я вижу. Земля — голубой шар! Синица, лети выше!

— Лечу выше! Я тоже вижу: земля — голубой шар!

— Синица, а у тебя невесомость есть?

— Какая невесомость?

— Ну, когда ничего не весишь! Вниз головой ходить можешь?

— Нет.

— Тогда поднимайся выше!

— Поднимаюсь!

— Облака внизу?

— Внизу!

— Синица! Я — Орёл! Давай спустимся на облачко, отдохнём!

— Ой, давай отдохнём, Орёл!

Лёня и Аринка опустились на облако и сразу утонули в нём по колено.

— Из чего это облако, из ваты, что ли? — спросила Аринка.

— Из утиного пуха, — ответил Лёня. — Эх, и мягко!

Они сидели на белом облачке и плыли по небу, как по голубой воде. А солнце так и обливало их теплом и светом, и спрятаться от него некуда!

— Даю старт! — крикнул Лёня. — В космос! И они снова понеслись.

А вихри так и крутились вокруг, и белые облака опять разлетались пухом.

— Во, чегой-то они! — сказал вдруг где-то рядом грубый голос. — Носятся как угорелые, а у этого ещё и бадья на голове!

И сразу Лёня и Аринка очутились на земле. На самой обыкновенной твёрдой земле, на тёмном, сыром песке. И вокруг не белые облака летели пухом, а летел пух с тополей, самый обыкновенный тополиный пух...

А у калитки стоял Корней, Аринкин брат. Он был очень умный и всегда всё знал.

— Мы были в космосе! — сказала Аринка.

— Вы носились по берегу и пугали уток, — сказал Корней, — а больше ничего не было.

— Ты же не видел! — закричал Лёня. — Ты же не знаешь!

— Ха-ха! — засмеялся Корней грубым смехом. — А ты что видел в своей бадейке?

Лёня поставил бадейку около кормушки. Ему сразу стало скучно. Так скучно, что хоть плачь. И почему это ему стало так скучно? Ведь Корней правду сказал. Какой же это шлем, если это просто белая бадейка!

Но подумал, нахмурился и сказал сам себе:

«А всё-таки у меня был шлем. Был!»