Ованес Туманян
Давид Сасунский
1
Львом Мгер-богатырь родился на свет;
Сасуном1 владел целых сорок лет.
Столь грозен был Мгер, что птице чужой
Не взлететь при нем над его страной.
От Сасунских гор в далекий предел
О славе его слух страшный гремел —
Что велик ишхан2, всем смелым пример.
На тысячи уст был один лев-Мгер.
2
Так, грозный как лев, соседям на страх.
Он князем сидел в Сасунских горах
Целых сорок лет, — и за сорок лет
Не вздыхал ишхан, не знавал он бед.
И только теперь, как старость пришла,
В бесстрашную грудь его боль вползла.
Стал думать старик, все думы одни:
«Настали мои осенние дни.
В плен к черной земле сойти мне черед,
А слава моя, словно дым, пройдет,
Страх минет; молва замрет обо мне;
В пустынной моей и сирой стране
Встанут каджей тьмы, встанут дэвов3 тьмы.
Кого ж назовем наследником мы,
Кто поднял бы меч, защитил Сасун?..»
Так думал в тоске бездетный горюн.
3
Раз сидел храбрец, погружен в тоску,
И виденье вдруг сошло к старику:
С небес огневой слетел херувим —
В облаках слетел и предстал пред ним.
— Блажен, исполин, сасунский старик!
Престола небес твой голос достиг,
Бог дал, у тебя народится сын,
Но одно ты знай, о гор властелин:
В тот же день судьба свершиться должна,
Умрете — и ты и твоя жена.
— Воля божья! — Мгер ответил тотчас. —
Не минует смерть никого из нас.
Но наследник есть, и им человек
Бессмертен и сам пребудет вовек. —
Благовестник вновь в пыланьи огня
Отлетел в лазурь, и с этого дня
Через девять лун и девять часов
Сын Мгеру был дан, в исполненье слов.
И львенку дает он имя Давид
И брата Огана призвать спешит.
Он брату дитя и край поручил
И вместе с женой навек опочил.
4
А в Мсыре в тот век, могуч и велик.
Престол занимал царь Мысрамелик.
Услыхав, что Мгер засыпан землей,
На горный Сасун он пошел войной.
Стал Оган-горлан от страха чуть жив,
Он встретил врага, главу обнажив,
Стал молить его, припадал к ногам:
— Ты будь, — говорил, — владыкою нам!
Под сенью твоей пока будем жить,
Будем дань платить и верой служить —
Лишь нас не громи, наш край пощади,
На нас благосклонно ты погляди!
— Нет, — молвил Мелик, — пусть весь ваш народ
Под мечом моим, как один, пройдет. —
И пошел Оган, весь Сасун призвал,
Толпою народ под мечом прогнал.
Лишь один Давид никак, нипочем
Не хочет пройти под вражьим мечом.
Насильно тащить Давида пришлось —
Он людей разнес, раскидал всех врозь.
Мизинцем Давид коснулся кремня,
Из кремня взвились вдруг искры огня!
— Я дурня убью, разделаюсь с ним! —
Говорит Мелик вельможам своим.
— Всемогущ ты, царь, — те в ответ ему, —
Покорен Сасун мечу твоему.
Угроза ль тебе ребенок такой,
Хоть он превратись в огонь целиком?
— Будь так! — говорит Мелик. — Но когда
Нагрянет на нас отсюда беда,
Так верней всего
Придет от него.
5
Был велик Давид, да малы года.
Лет семи-восьми был Давид тогда.
Хоть малы года, силен до того,
Что всяк человек — комар для него.
Но несладкий рок сироте сужден,
Если даже львом он был порожден.
Презлая была у Огана жена;
Молчала сперва, но теперь она
Как заспорит с ним, как речь заведет:
— Я одна, — твердит, — забот полон рот,
А ты сироту на беду призрел!
Дармоед пустой на шею мне сел.
Пропасть бы ему!.. Ведь я не раба!
Для ваших затей не жалей горба!
Возьми ты его да к делу пристрой,
Пускай поживет своей головой.—
Начала тут слез ручьи проливать,
Оплакивать дни, судьбу проклинать,
Что несчастна, мол, и одна к тому ж,
Заступника нет, обижает муж...
Тут к парню Оган пошел-зашагал,
Ему башмаки железные дал
И посох железный вручил потом —
Стал на весь Сасун Давид овчаром.
6
И погнал овчар-великан свой скот
В несравненный край сасунских высот.
— Эй, горы мои!
Родные мои! —
Как залился он, окрикать пошел,
Оглушил раскат и горы и дол.
Пустилось из нор зверье наутек,
Разбрелись в горах, покинули лог.
По следу искать их начал Давид,
Он в горы бежит, он в долы бежит.
Лис, зайцев, волков, косуль наловил,
В отару одну с ягнятами сбил.
Ввечеру погнал их в Сасун домой.
Тут и шум и крик, тут и визг и вой.
Увидал тогда весь сасунский люд,
Что звери толпой на город идут:
— Дела бросай!
Себя спасай! —
Тут, рад не рад,
И стар и млад —
Утекать, кто в дом, кто в лавку иль в храм,
Дверь наглухо всяк запирает сам.
Явился Давид, на майдан4 идет:
— И рано же тут ложится народ!
Ягнят встречай, козлят встречай!
Эй, кто хозяин? Отворяй!
За одного — хоть десять дам!
За десять — двадцать вам отдам!
Скорей вставай, сюда иди,
Ягнят, козлят в хлева веди! —
Глядит — не идут; что ни дом — примкнут.
Разлегся и сам на майдане тут,
Уснул головой на камне, устал,
До самой зари сладким сном проспал.
Наутро чем свет поднялись князья,
К Огану пришли, все — однасемья:
— Эй, Оган-горлан, возьми тебя прах!
К чему дурачка держать в пастухах?
Ягненок иль волк — ему невдомек:
Ведь Сасун зверьем набил пастушок.
Бога ради, дай другой ему труд,
Не то люди все со страху помрут.
7
Встал Оган-горлан, пошел на майдан.
— Подальше держись, эй, дядя Оган!
Разгонишь козлят! Осторожно! Стой!..
Из отары вдруг тут заяц косой,
Оба уха врозь, с перепугу — прыг...
За серым Давид бежит напрямик.
По горам бежал, по долам бежал,
Вернул и опять к другим примешал.
— Ой, дядя Оган! Я и сам не рад:
Легко собирать мне черных козлят,
А серых косых не удержишь тут —
Удирают прочь и в горы бегут.
Как мучился я, как бегал вчера!
Насилу-то их довел до двора... —
Посмотрел Оган — беда с пареньком:
Развалилась вновь обувка на нем.
А дубину всю по ладонь истер —
Столько за день он поизбегал гор.
— Помогу тебе, — говорит Оган. —
От серых козлят ты извелся, джан5.
Назавтра гони ты рогатый скот. —
Так молвил Оган. Наутро идет,
Железные вновь башмаки дарит,
Чтобы вновь хорошо был обут Давид,
И в сто лидров6 посох дарит потом.
Стал на весь Сасун Давид пастухом.
8
И погнал пастух-великан свой скот
До Сасунских гор, до милых высот.
— Эй, горы, джан!
Родные, джан!
Милые склоны
Нагорных стран! —
Как залился он, окрикать пошел.
Оглушил раскат и горы и дол.
Пустилось из нор зверье наутек,
Разбрелись в горах, покинули лог.
По следу искать их начал Давид,
Он в горы бежит, он в долы бежит.
Волков, медведей, львов, тигров словил,
Их в стадо одно с коровами сбил,
Ввечеру погнал их в Сасун, домой.
Тут и шум и крик, тут и визг и вой.
Перетрусил вновь сасунский народ:
Тьмой тьмущей зверье на город плывет!
— Дела бросай!
Себя спасай! —
Тут, рад не рад,
И стар и млад —
Утекать, кто в дом, кто в лавку иль в храм,
Дверь наглухо всяк запирает сам.
Явился Давид, на майдан идет:
— И рано же тут ложится народ!
Коров встречай, волов встречай!
Эй, кто хозяин? Отворяй!
За одного — хоть десять дам!
За десять — двадцать вам отдам!
Скорей вставай, сюда иди.
Коров, волов в хлева веди!
Глядит — не идут; что ни дом — примкнут.
Разлегся и сам на майдане тут,
Уснул головой на камне, устал,
До самой зари сладким сном проспал.
Наутро чем свет поднялись князья,
К Огану пришли, все — одна семья:
— Для тебя на вее готовы мы, брат.
Хоть вовсе не будь пастуха для стад.
Ему все равно, что медведь, что вол, —
Уж лучше бы ты другого нашел!
Давид на Сасун беду наведет —
Ведь это зверье все в прах разнесет.
9
Наказанье с ним! Не пастух — беда!
В отчаянье впал сам Оган тогда.
Он стрелы ему и лук смастерил,
Чтобы в горы Давид стрелять уходил.
Так лук и колчан Давид приобрел.
Далеко в тот день за город забрел.
Охотником стал. В просяных полях
Воробьев стрелял, перепелок-птах,
К знакомке отца ходил вечерком,
К старухе одной в ее бедный дом.
Велик, долговяз, — лежал, как вишап;
У огня в углу раздавался храп.
Однажды пришел с охоты Давид.
Старуха в сердцах ему говорит:
— Ой, чтобы тебя мой неду́г сгубил!
Таким ли отец твой доблестный был!
Старуха ведь я, без рук и без ног.
Лишь поле да я — а над нами бог!
Что ж топчешь его? Эх ты, сирота!
Я была б с него целый год сыта!
Охотником стал — так бери свой лук.
Сехансар, Ццмка и весь край вокруг
Держала рука отца твоего.
Была для охот гора у него —
И косуля там, и олень, и лань.
Постарайся, там охотникомстань!
— Что ж, бабка, клянешь ты меня? Я мал,
Впервые о том от тебя узнал.
Где наша гора? Как найти ее?
— Твой дядя Оган тебе скажет все.
10
Вот к Огану в дом, чуть забрезжил свет,
Явился Давид получить ответ.
— Что ж, дядя, молчал? Сказать бы пора!
Отцовская где для охот гора?
Косуля там есть, и олень, и лань!
Сведи же меня на ту гору. Встань!
— Ох! Лучше бы ты про это не знал!
Онеметь бы тому, кто тебесказал!
Да, нашей гора была — до поры.
Но дичь с той поры исчезла с горы,
И косулям всем и ланям конец.
Покуда был жив твой светлый отец —
В счастливые дни, в беззаботный час
На горе той дичь едал я не раз...
Он умер, и бог отвратил свой лик.
И войско собрал царь Мысрамелик,
Разгромил наш край, сады и дворы,
Расхитил, угнал дичь с нашей горы,
И ни лани нет, ни оленя там.
Уж так на роду написано нам.
Все прошло, сынок... ступай-ка домой.
Мелик услыхать может голос твой.
— Что сделает мне Мелик? Ничего!
Позволенья, что ли, просить у него?
Коль он мсырский царь, так Мсыр свой и знай.
Чего ему лезть в наш нагорный край?
Встань, дядя, бери свой лук, и пойдем
На ловчей горе пострелять вдвоем! —
Огану пришлось тут встать и пойти.
Пришли, а горы — искать, не найти!
Ограду снесли, и порубленлес:
Даже самый холм бесследно исчез.
11
Там на ночь они остались сам-друг.
Взял Оган-горлан свой колчан и лук,
Под голову их положил, храпит.
В море дум меж тем погружен Давид.
Вдруг видит — вдали словно свет зажгли,
Могучий огонь сияет вдали...
И на те лучи
Он пошел в ночи.
Шел, шел по горе, взобраться спешит.
Взошел, поглядел: там мрамор лежит,
Лежит, рассечен,
Внутри просвечен,
Из камня ж огонь, словно хлопья, бьет.
Взовьется и вновь на камень падет.
Спустился Давид с той горы опять;
Спустился, и стал он Огана звать:
— Встань, сон отряхни, поди посмотри,
Что это за свет там горит внутри? —
Встал Оган-горлан, сотворил он крест:
— Умереть бы мне за свет этих мест!
То наша гора, то свет-Марута́7!
Монастырь здесь был, где глыбина та.
Обычно, когда собирался в бой,
Молитву творил там родитель твой.
Он умер, и бог отвратил свой лик,
И войскособрал царь Мысрамелик.
Пришел, монастырь наш разрушил, смёл, —
Но доныне свет нам струит престол.
12
И когда Давид обо всем узнал,
— Дядя, дядя, мой дорогой, — сказал,
Вот я сирота на свете на всем.
Без отца живу — так будь мне отцом!
С горы Марута теперь не сойду:
Я наш монастырь здесь вновь возведу.
Прошу у тебя мастеров пятьсот,
Пять тысяч людей для черных работ,
Чтоб в неделю всем на работу стать
И, как прежде был, монастырь создать. —
Тут пошел Оган и привел народ,
Пять тысяч привел, мастеров пятьсот,
Работники все, мастера пришли,
Стук-стук да тук-тук — всё вновь возвели.
Всё на прежний лад, краса, широта. —
Монастырь восстал горы Марута.
И братия вновь сошлась в монастырь,
И вновь по церквам зазвучал псалтырь.
Когда ожила вновь обитель та,
Спустился Давид с горы Марута.
13
И тревожный слух Мелика достиг:
— Спешим доложить, что Давид воздвиг
Монастырь отца, что князем он стал.
А подати ты семь лет не взимал. —
Осерчал Мелик:
— Отправляйтесь вмиг.
Бади́ с Козбади́,
Сюди́ с Чархади́!
Чтобы камни все в Сасуне поднять,
Чтобы дань для нас за семь лет принять!
Сорок юных дев-красавиц добыть,
Сорок низких жен — жернова крутить.
Сорок рослых жен — верблюдов грузить,
При доме моем служанками быть!
И Козбади возглавил рать.
— Всё, что велишь, готов собрать!
Сасун разрушу и займу,
Жен сорок сороков возьму
Да в сорока тюках казну.
Армянскую сотрустрану!
14
Вот рать в поход
Идет—поет...
И Козбади в Сасун проник.
Огана отнялся язык, —
Хлеб-соль в руках.
А сам в слезах.
Твердит, трясясь:
— Помилуй нас!
Хоть все бери! Веди в полон
Цветущих дев, сасунских жен,
Бери казну — плоды забот,
Но бедный пощади народ! —
И вереницей вывел он
Цветущих дев, сасунских жен.
Закончил Козбади отбор,
В сарай загнал их, под запор.
Сорок юных дев он сумел добыть.
Сорок низких жен — жернова крутить,
Сорок рослых жен — верблюдов грузить,
Мелику-царю служанками быть.
Увез казны немало груд.
Объяла скорбь армянский люд.
Эй, где ты, Давид, защитник армян?
Хоть из камня выдь — явись на майдан!..
15
Как встала из глыб вновь обитель та,
Спустился Давид с горы Марута.
Заржавевший он полольник нашел,
Пошел, в огород старухин зашел.
Старуха — к нему и кричит, клянет:
— Не репу бы есть тебе, сумасброд,
Огонь тебе есть, чуму тебе есть!
Да разве на свете одна я и есть?
Все просо мое ты сровнял с землей,
Я репой одной буду жить зимой...
Ты — и репу рвать?
Где ж еды мне взять?
Ты возьми свой лук, коли ты храбрец,
Овладей страной, где правил отец,
Ты добудь добро отца своего,
Без владельца ты оставил его.
Царь Мсыра за ним уж прислал — смекни!..
— За что ж на меня ты кричишь, нани?
Не пойму, что ты говоришь сейчас:
Что́ мсырский халиф увозит от нас?
— Что мсырский халиф увозит от нас!..
Да мсырский халиф лишит тебя глаз!
Где твой ум, Давид? Уж послал он рать,
Чтобы город Сасун громить, обирать.
Бади с Козбади,
Сюди с Чархади
Ограбить пришли наш Сасун родной,
Сорок взять тюков казны золотой.
Сорок дев-невест прекрасных добыть,
Сорок низких взять — жернова крутить,
Сорок рослых взять — верблюдов грузить,
Мелику-царю служанками быть.
— Зачем же меня ты клянешь, пани?
Покажи, чего там хотят они?
— Чего?.. Чтоб тебя мой недуг сгубил!
Таким ли отец твой доблестный был?
За репой пришел, набиваешь рот,
Козбади ж ведет вашим деньгам счет.
Он девиц набрал, весь сарай набил... —
Тут ушел Давид, о репе забыл.
Глядит: Козбади у дяди в дому,
Сам мерит казну — не даст никому.
Сюди с Чархади — те держат мешки.
Поодаль Оган, — почернел с тоски,
Он руки скрестил, он нахмурил бровь.
Давиду в лицо тут хлынула кровь.
— Ты встань, Козбади, да стань к стороне:
Отцову казну надо мерить мне! —
Козбади сказал: — Оган, перестань!
Даешь — так давай за семь лет мне дань
А не то уйду, клянусь бородой,
Мелику скажу — нагрянет войной.
Он весь ваш Сасун вконец разнесет.
Пропахать велит, чтоб был огород.
— Вон, мсырские псы! Не случалось, знать,
Из Сасуна вам удальцов встречать!
Или вы уж нас за мертвых сочли.
Чтоб требовать дань с Сасунской земли? -
Осерчал Давид, он мерку схватил
И лоб Козбади той меркой разбил.
И стену пробил осколком Давид —
И осколок тот доныне летит.
Побросав мешки золотой казны.
Убежали с гор армянской страны
Бади с Козбади, Сюди с Чархади...
16
— Ой, дядюшка, ой! Понять не могу!
Тут денег у нас, что сена в стогу, —
Ты ж сделал меня в Сасуне слугой,
Поставил меня у двери чужой. —
Отвечал Оган: — Эх ты, сумасброд!
Ведь я собирал Мелику доход,
Чтоб он благосклонно взирал на нас.
Ты не дал. Теперь нагрянет как раз,
Он камни и те снесет, как поток.
А сразиться с ним кто бы выйти мог?
— Я, дядя, могу. Сам выйду я в бой.
Отвечу ему. Ты, дядя, постой!.. —
Дверь в темный сарай он с размаху пнул,
Всем девушкам он свободу вернул.
— На волю! — и пусть молва говорит:
«Мы солнца тебе желаем, Давид!»
17
Избитые, в крови, отсель
До мсырских добрались земель
Бади с Козбади,
Сюди с Чархади.
И вот решились наконец
Идти к Мелику во дворец.
Лишь Козбади пред ним предстал,
На троне царь захохотал:
— Ну молодец же, Козбади!
Повешу я, того гляди,
Тебе орла большого знак
За то, что уничтожен враг.
Ну, где ж мое добро? Взгляну
На дев сасунских и казну! —
Сказал Мелик, а Козбади
Возьми да в ноги упади:
— Будь, государь, твой вечен дом!
Насилу спасся я верхом.
Казну возьмешь ли у армян!
Родился у армян буян —
Ему ничто ни сан, ни век. —
Мне — видишь? — голову рассек.
«Отцов, мол, клад — не дам его,
Ни жен народа моего!
В Сасуне места нету вам,
Пускай ваш царь приедет сам.
Тогда сразимся мы вдвоем.
Пусть, коли смел, берет силком!» —
Рассвирепел Мысрамелик.
— Собрать войска! — раздался крик. -
Тысячу тысяч зеленых юнцов,
Тысячу тысяч — без бород-усов,
Тысячу тысяч — с пушком на губах,
Тысячу тысяч — в цветущих годах,
Тысячу тысяч — с углем-бородой,
Тысячу тысяч — с седой головой,
Тысячу тысяч — в трубы трубить,
Тысячу тысяч — в барабаны бить.
Пусть явятся все при мече, в броне, —
Погляжу, каков Давид на войне,
Сасун разгромлю,
Как поток, залью.
18
Несметную рать ввел в землю армян,
В сасунских полях он разбил свой стан —
Там гордо воссел царь Мысрамелик.
Устами к реке тут каждый приник.
Припадали пить, толпа велика:
Кто придет, тот пьет, — иссякла река.
Без воды страна оказалась вся,
Князь Оган-горлан тут диву дался.
Влез в шубу Оган, добрел до горы,
Взобрался, глядит — под горой шатры!
От шатров бела равнина сама,
Словно разом в ночь подошла зима.
Словно белый снег весь Сасун застиг!
Пожелтел Оган, отнялся язык.
Побежал домой, завопил: — Беги!
Нагрянули к нам лихие враги!
— Кто нагрянул к нам? Кто пришел опять?
- Мор, огонь пришел — Давида забрать.
Царь Мсыра пришел Сасун воевать,
Там, в поле у нас, построил он рать.
Есть и звездам счет — счету нет войскам.
Ой, горе стране, ой, погибель нам!
Понесем казну, поведем девиц,
Пойдем перед ним простереться ниц, —
Умолить хочу
Не предать мечу.
— Ты, дядя, постой, ни к чему тоска.
Ты поди к себе да поспи пока.
Я встану, отправлюсь на поле сам,
За всех нас ответ Мелику я дам. —
Отправился вновь к старухе Давид.
— Нани моя, джан, — он ей говорит, —
Кочерги да прутья, весь железный лом
Ты мне собери на дворе своем,
Раздобудь осла, чтобы мог я сесть, —
С Меликом хочу я сраженье весть.
— Ой, чтоб тебя мой недуг сгубил!
Таким ли отец твой доблестный был?
Где конь отцовский голубой?
Где меч отцовский огневой?
Отцовский пояс золотой
И ратный крест с его десной?
Его наборное седло,
Бешмет8 и булава9 его?
А просишь, дурень, чтоб дала
Тебе я прутья да осла!
— Зачем же, бабушка, серчать?
Я молод, мне откуда знать?
Я слова не слыхал о том.
Где спрятан был доспех отцом.
— У дяди своего спроси.
Скажи: «Достань, давай, неси!»
А не захочет дать добром —
Тогда возьми его силком.
19
Пришел к Огану наш Давид.
— Мой дядя добрый, — говорит, —
Дай мне отцовского коня.
Дай меч, который из огня,
Отцовский пояс золотой
Да ратный крест с его десной,
Его наборное седло,
Бешмет и булаву его!
— Как умер Мгер, с того я дня
Не выводил его коня,
Не брал я молнии-меча,
Оружья, лат с его плеча.
Не растравляй, не говори!
Все тут, — коль хочешь, сам бери!
20
Доспех отца надел Давид
И пояс с молнией-мечом,
На мощной длани крест висит.
Вот на коня он сел верхом,
Прикрикнул — и коня пустил...
Оган-горлан запел-завыл:
— Ох, жалко мне, пропал наш конь голубой,
Ах, наш конь голубой!
Ох, жалко мне, он пояс взял золотой.
Ах, пояс взял золотой!
Ох, жалко мне, на себе он Мгеров бешмет увез,
Ах, Мгеров бешмет увез! —
Стал Давид серчать,
Повернулся вспять, —
Тот оторопел,
Иное запел:
— Ох, жалко мне, погибнет наш лев-Давид!
Ах, погибнет Давид! —
Услыхал Давид,
Слезть с коня спешит.
Огану к руке подошел сперва.
Оган, как отец и семьи глава,
Дал совет ему и перекрестил
И в поле Сасмы на бой отпустил.
21
У Давида-льва был дядя другой,
Гроза-великан, — он звался Торос.
Узнал исполин про сасунский бой,
Он тополь взвалил на плечо, понес.
Увидал врагов — и кричит с холмов:
— Иль больше у вас одной головы?
Что за люди вы? Или кто таков
Сасунец Давид, не знаете вы?
Неизвестно вам: крылат его конь!
Вот явится с ним да как пустит в пляс!
Убирайся прочь, Сасуна не тронь, —
Я пришел майдан очищать от вас! —
Как тополем он саданул шатры —
Их двадцать зараз сокрушил сплеча!
А Давид стоит наверху горы,
На поле глядит как вишап, крича:
— Кто спит еще — дрему сгоняй!
А кто согнал — спеши, вставай,
Кто встал — оружье надевай,
А кто надел — коней седлай,
Кто оседлал — скакать пускай!
Потом не врать: легли, мол, спать.
Давид явился, мол, как тать.
Он прокричал и поскакал, —
Огонь разящий, свет и гром, —
Он в середину войска пал,
Сияя молнией-мечом.
До полдня он рубил, топтал,
И к полдню крови был поток;
Он бурно тек, горяч и ал,
И трупы тысячами влек.
Во мсырском войске был старик,
Он много видел, много знал.
— Пойду к Давиду — напрямик
Все расскажу, — так он сказал.
Представ перед сасунским львом.
Разумно молвил старец тот:
— Век сила будь в мече твоем
Твоя рука — тебе оплот!
Давид, послушай старика
И от души ответь ему: К
акую в нас нашел вину?
Народ наш губишь почему?
Твой враг — халиф, виновник сеч;
Коль боя жаждешь — с ним сразись.
Зачем же ты возносишь меч
На тех, что горем упились?
— Ты хорошо сказал, старик, —
Давид в ответ, — но знать хочу:
Укрылся где ваш парь Мелик?
Как день его я помрачу?
— А вон, под тем шатром большим,
Где дым валит, он крепко спит;
А дым тот — вовсе и не дым:
Из уст его то пар валит.
Едва замолкли их слова,
Давид пришпорил и летит,
А у шатра — араба два,
И звонко крикнул им Давид:
— Где царь ваш? Где врага возьму?
Пусть выйдет, встретимся в бою.
Коль смерть неймет — я смерть ему,
Не бьет никто — так я убью.
Они ответили: — Привык
Семь дней беспросыпу он спать.
Уже три дня проспал Мелик,
Через четыре может встать.
— Несчастный люд согнал гурьбой,
В крови перетопил людей,
А сам в шьтер ушел цветной.
Спать завалился на семь дней?
Он спит иль нет — мне дела нет!
Будите, пусть идет сюда!
Спать уложу тебя, сосед. —
Так не проснешься никогда!..
Арабы встали — как им быть?
Прут накалили на огне,
Царя по пяткам стали бить.
А тот лишь охает во сне.
Лемех достали от сохи,
Его калили на огне
И раскаленным добела
Царя хватили по спине.
Он вдруг вскочил, глаза скосил:
Пред ним — Давид! Он стал рычать.
Он начал дуть изо всех сил.
Чтобы Давида прочь умчать.
Глядит — тот с места ни ногой;
Он в страхе: подошла гроза!
И взор свой, кровью налитой.
Вперил в Давидовы глаза.
Как увидал — так мощи в нем
На десять убыло волов.
Присел на ложе, а потом
Поток полился льстивых слов.
— Привет Давиду! Отдохни,
Сядь, потолкуем, — говорит, —
А там со мною бой начни,
Коль боем ты еще не сыт.
В шатре меж тем он яму рыл —
До сорока локтей обрыв;
Ковром он пасть ее покрыл.
Сперва решетку наложив.
Кого он побороть не мог,
Тех зазывал к себе в шатер
И льстиво — гостю невдомек —
Сажал на гибельный ковер.
Сойдя с коня, вошел Давид,
Уселся... и упал в провал...
— Ха-ха-ха-ха! Хо-хо-хо-хо! —
Свирепый царь захохотал.
— Коли сумел туда попасть,
Там и сгниешь! Довольно жил!—
И на погибельную пасть
Огромный жёрнов наложил.
22
А Оган-горлан уснул в эту ночь,
И ночью во сне увидал старик:
Где Мсыр — в небесах там солнце горит.
А горный Сасун под тучей поник.
С постели его тут поднял испуг.
— Эй, жена. — сказал, — посвети-ка мне!
Больно юн Давид, он ушел из рук,
— Ах, туча лежит на родной стране!
— Ой, пылью посыпь ты темя себе!
Наверно, Давид где-нибудь в гостях.
Ты вот здесь храпишь, и снится тебе
Бог ведает что, — оттого и страх.
Вновь уснул Оган, проснулся опять.
— Ой, жена, Давид дождался беды.
Вон Мсыра звезда всех ярче горит,
Но печален свет у нашей звезды.
А жена кричит, стоит на своем:
— Что сталось с тобой средь ночи глухой? —
И Оган себя осенил крестом.
Отвернулся — спит, тревожен душой.
И еще грозней ему снится сон:
Он видит во сне небес высоту,
Свет мсырской звезды — на весь небосклон,
Сасуна ж звезда зашла в темноту.
В испуге вскочил: — Сгинь дом твой, жена!
Что слушать тебя, ты умом скудна!
Пропал там один наш мальчик Давид,
Вставай и давай ты мне меч и щит.
23
Пошел в конюшню, потрепал
Коня он белого рукой:
— Эй, белый конь, когда, — сказал, —
Меня домчишь к Давиду в бой?
— К рассвету! — говорит в ответ,
И — брюхом оземь конь лихой.
— Сломи ж хребет! Что мне рассвет?
Поспею к гробу я с тобой!
Он треплет красного коня.
И — брюхом оземь огневой.
— Эй, красный конь, как скоро ты
Меня домчишь к Давиду в бой?
— Я в час единый, — конь сказал, —
Тебя домчу к Давиду в бой!
— Овес, что я тебе давал,
Да станет ядом и чумой!
Тут к вороному подступал,
И не поддался вороной.
— Эй, вороной, когда, — сказал, —
Меня домчишь к Давиду в бой?
— Коль будешь крепко ты сидеть, —
Коснешься стремени ногой,
Другую не успеешь вдеть —
Домчу! — ответил вороной.
24
Он вороного оседлал,
Вдеть в стремя левую спешил,
Пока же правую вдевал,
Уж на горах Сасуна был.
Глядит: Давида конь один
Уныло бродит по горам,
А Мсыра рать среди равнин —
Что зыбь, покорная ветрам.
Надел он шкур с семи волов.
От силы треснуть побоясь.
Как туча встал, раздался зов —
С вершины горной кличет князь:
— Эй, эй, Давид! Где ты? Услышь!
Недаром носишь ратный крест!
Святую деву помяни,
Явись под солнцем этих мест!
В тюрьме Давида прогремел
Заветный звук родимых слов.
— Эй, эй, — сказал, — то дядя мой,
С горы Сасуна этот зов!
О богоматерь Марута
И ратный крест моей десной,
В мой трудный час зову я вас!.. —
И прянул витязь молодой.
По жёрнову ударил он,
Разбил на тысячу кусков,
Взвились обломки в небосклон, —
Летят немало уж веков.
Из ямы вышел; грозен встал —
И задрожал Мелик пред ним.
— Мой брат Давид, иди сюда,
Садись за стол, поговорим.
— Теперь твой хлеб не для меня.
Лукав ты, низок и труслив.
Бери доспех, седлай копя,
И вступим в бой, пока ты жив.
— Ну, вступим в бой! — сказал Мелик. —
Но только бить — сначала мне!
— Да будет так! — сказал Давид
И стал средь поля на коне.
Взял палицу Мысрамелик.
Помчался, во весь дух гоня.
Он залетел в Диарбекир
И вновь назад погнал коня.
В три тысячи был лидров вес
Огромной палицы одной.
Ударил он — в пыли исчез,
Заколебался шар земной.
— Земля дрожит... Иль рухнул мир? —
Во всех краях сказал народ.
— О нет, то жаркой крови пир,
То великанов бой идет.
— Удар — и сразу пал Давид! —
Войскам своим вопит Мелик.
Но из-под тучи крик гремит:
— Я жив! — Давида грозный крик.
— Ай, ай, разбегу мало нам!
Гляди, как налечу сейчас! —
Встал великан, могуч и прям.
Сел на коня второй он раз.
Теперь уж скачет он в Алепп.
Оттуда вновь погнал коня.
От вихря пыли мир ослеп,
Под бурей задрожал, стеня.
Разит. И, слыша грохот тот.
Оглохли люди, нем язык.
— Осиротел сасунцев род! —
Пред ройском хвастает Мелик.
— Я жив! — воскликнул вновь Давид. —
Скачи еще — черед не мой!
— Ай-ай, разбегу мало нам!.. —
Мелик воскликнул, сам не свой.
Мчал в третий раз он горячо
И в Мсырский отскакал предел
И с палицей через плечо
Вновь на Давида налетел.
Изо всех сил ударил он,
Ужасен гром был, мир приник.
Пыль понеслась под небосклон
И тьмою скрыла солнца лик.
Тогда три ночи и три дня
Стоял подобьем тучи прах,
Была три ночи и три дня
Давида смерть на всех устах.
Три долгих дня ушло, и вот
В стоявшем тучей прахе том
Живой Давид горой встает —
Горищей в сумраке густом.
— Мелик, — он молвил, — чей черед? —
Припав, затрепетал Мелик:
Смертельный страх его гнетет.
Душой кичливой царь поник.
Он вырыл яму, в глубь и тьму
Под земляной забрался кров,
Забился он под сорок шкур,
Залег под сорок жерновов...
Тут с места прянул и воззвал
Сын-лев, достойный льва-отца.
Сверкнул, взыграл, забушевал
Меч-молния в руке бойца.
Сквозь сорок буйволовых кож,
Сквозь сорок мельничных камней
Он пополам рассек царя
И в глубь прошел на семь локтей.
— Я жив! — Мелик из тьмы вопит. —
Рази еще, — да не рассечь! —
Тогдаразгневался Давид,
Рассыпал искры дивный меч.
— А ну, встряхнись, Мысрамелик! —
Мелик встряхнулся, и тогда
Распались половины вмиг,
Одна — сюда, одна — туда.
Легла рать мсырская. В сердцах
Застыли ужас и беда.
Давид воззвал: — Оставьте страх,
Внимайте мне!.. Сюда! Сюда!..
Чтоб взяли стрелы, взяли лук,
Пришли в чужих полях засесть?
У нас ведь тоже дом, и плуг,
И старики, и дети есть.
Идите, люди, как пришли.
В свой Мсыр родимый сей же час!
Но если из своей земли
Вы вновь подыметесь на нас —
Лежи под жёрновом Давид,
Будь он в глубокой яме скрыт, —
Вас вновь меч-молния пронзит,
Давид Сасунский вас сразит!
Бог весть, при встрече боевой
Кто пораскается в тот час —
Мы, в грозный вышедшие бой,
Иль вы, напавшие на нас!
Сказки в стихах. Сортировка:
по названиям | по авторам
1Сасун - горная область Армении, входящая в настоящее время в состав Турции.
2Ишхан - владетельный князь.
3Каджи и дэвы - по древним верованиям армян, злые духи.
4Майдан - площадь.
5Джан - милый, дорогой
6Лидр - мера веса (приблизительно 5 килограммов).
7Марута - гора в Сасуне с древним монастырём.
8Бешмет - в Закавказье короткая верхняя одежда, полукафтан.
9Булава - старинное военное оружие, палица с шаром или утолщением на конце.
