ТРИ ЛИМОНА

Жил-был некогда король, и звали его «Королем Алых Башен». У короля был единственный сын, которого он любил и берег, как зеницу ока, последняя надежда вымирающей династии. Женить этого блестящего отпрыска, найти ему принцессу, благородную, богатую, красивую и, прежде всего, кроткую и добрую (отметьте в особенности эти последние два качества) было главнейшей заботой престарелого короля. Каждый вечер он засыпал, мечтая об этом, каждую ночь он видел во сне, что он – дедушка, обнимал во сне целую армию внуков, которые проходили мимо него с коронами на головах. К несчастью, несмотря на всевозможные добродетели, Карлино – так звали юного принца – имел большой недостаток: он был необузданнее дикого жеребца. При одном упоминании женского имени он опускал голову и убегал в лес. В чем же состояла печаль короля? Излишне отвечать на это. При одной мысли о том, что его трон останется без наследников, что его роду грозит угасание, он становился печальным, как путешественник, потерпевший крушение. Но он мог отчаиваться, сколько хотел, это не трогало Карлино. Слезы отца, мольбы целого народа, интересы государства – ничто не могло смягчить его каменное сердце. Чтобы уговорить его, двадцать депутатов потеряли свое красноречие. Упрямство составляло всегда привилегию коронованных особ, Карлино не забывал об этом со дня рождения и мог дать любому ослу несколько очков вперед.

Но иногда в течение одного часа случается больше событий, чем в течение ста лет. Никто не может сказать: «Вот путь, на который я никогда не ступлю». Однажды утром, когда все сидели за столом, а принц, которого, как всегда, журил отец, занимался рассматриванием мух, кружившихся в воздухе, он забыл, что держит в руке нож, и во время одного неосторожного движения уколол свой палец. Показалась кровь, несколько капель упало на тарелку с кремом и произвело в ней причудливую смесь белого и алого цветов. Счастливый случай или божья кара, кто знает, но безумный каприз пришел на ум принцу.

– Отец, – сказал он, – если мне удастся вскоре найти девушку, такую же белую, такую же алую, как этот крем, окрашенный моей кровью, я сойду с ума. Подобная нимфа, подобная красавица должна где-нибудь существовать. Я люблю ее, я теряю из-за нее рассудок, она мне нужна, я ее желаю. Для смелого сердца нет ничего невозможного! Если вы хотите, чтобы я остался в живых, отпустите меня в погоню за моей мечтой. Иначе я завтра же умру.

Кто пришел к изумление, слушая эти нелепости? Бедный Король Алых Башен. Ему казалось, что весь дворец обрушился на него. Он бледнел, краснел, лепетал, плакал, наконец, вновь получив дар слова, воскликнул:

– Мой сын! Опора моей старости! Кровь моего сердца! Жизнь моей души! Какую мысль вбил ты себе в голову? Уж не потерял ли ты свой рассудок? Вчера ты заставлял меня умирать от скорби, не желая жениться и подарить мне наследников, сегодня же, чтобы сжить меня со свету, ты вбиваешь себе в голову новую химеру! Куда ты стремишься, несчастный? Зачем покидать свой дом, свой очаг, свою колыбель? Знаешь ли ты, каким опасностям, каким бедствиям подвергается путешественник? Гони от себя эти опасные мечты, оставайся со мной, мое дитя, если ты не хочешь отнять у меня жизнь и разрушить свое королевство.

Эти и другие, не менее мудрые, слова произвели на Карлино не больше впечатления, чем какая-нибудь официальная речь. Карлино, с неподвижным взглядом, с нахмуренными бровями, ничего не слышал. Все, что ему говорили, входило в одно его ухо и тотчас же выходило из другого, это было красноречие, носимое ветром. Когда король-старик, утомленный мольбами и слезами, понял, что легче смягчить свинцового петуха, чем избалованного ребенка, одержимого капризом, он глубоко вздохнул и решил отпустить Карлино. Дав ему советы, которые сын вовсе не слушал, вручив ему полные кошельки и двух преданных слуг, король простился со своим непокорным сыном. Он прижал его к своей груди и отпустил, а сам с бьющимся сердцем поднялся на самую высокую башню, чтобы взглядом проводить неблагодарного, который его покидал.

Когда Карлино скрылся за горизонтом, бедный король подумал, что у него вырвали сердце. Он закрыл лицо руками и зарыдал, не как ребенок, а как отец. Детские слезы – это летний дождь: большие капли, которые даже не смачивают землю. Слезы отца – это осенний дождь: они текут медленно и долго не высыхают.

В то время, как король сокрушался, наш путешественник с развевающимися перьями на шляпе и с легким сердцем в груди ехал верхом на коне – настоящий Александр Македонский. Найти то, что он искал, было вовсе не легко, его странствия продолжались более месяца.

Карлино путешествовал по горам и долам, проезжал через королевства, герцогства и графства, заезжал в города, села, замки и лачуги, рассматривал всех девушек. Но как он ни искал, старушка Европа не подарила ему желаемое сокровище.

В конце четвертого месяца он прибыл в Марсель, решившись сесть на корабль, отплывающий в Индию. При виде бушующего моря его добрые и верные слуги заразились болезнью, которую врачи называют мудреным именем по-латыни, а греки – медвежьей болезнью. К крайнему сожалению этих добрых малых, им пришлось покинуть своего молодого господина и остаться на суше, тепло укутавшись одеялами, в то время как Карлино на хрупком судне отправился бороздить моря и океаны.

Ничто не остановит сердце, увлекаемое страстью. Принц прошел Египет, Индию и Китай, следуя из страны в страну, из города в город, из дома в дом, из хижины в хижину, разыскивая подлинник той прекрасной картины, которую он нарисовал в своем воображении. Но все усилия были тщетны. Он видел девушек всех цветов и оттенков: брюнеток, блондинок, шатенок, рыжеволосых, белых, желтых, красных, черных, но той, любимой, он не находил. Не останавливаясь и не переставая искать, Карлино, наконец, достиг конца света, где уже не было перед ним ничего, кроме неба и воды. Настал предел его надеждам. В отчаянии он ходил большими шагами по берегу, как вдруг увидел старца, гревшегося на солнце. Принц спросил его, не находится ли что-нибудь там, за теми волнами, которые исчезают вдали.

– Нет, – отвечал старец, – никто еще не находил ничего в этом море без островов и берегов, а те, кто отваживались, никогда не возвращались обратно. Я помню, что когда-то, когда я был еще ребенком, наши предки хранили предание своих отцов о том, что там, вдали, за горизонтом лежит остров трех фей, но горе безумцу, который приблизится к этим безжалостным феям. Они принесут ему неминуемую смерть.

– Какая разница! – воскликнул Карлино. – Ради своей мечты я не испугаюсь и ада!

Неподалеку находилась лодка, принц прыгнул в нее и расправил парус. Порывистый ветер погнал лодку, земля исчезла, храбрец очутился один посреди океана. Тщетно всматривался он в горизонт – ничего, кроме моря, повсюду одно только море. Лодка быстро скользила по пенящимся волнам. Волны неслись за волнами, часы гнались за часами, солнце садилось, безмолвие и тишина, казалось, сгущались вокруг Карлино, как вдруг он вскрикнул, заметив вдали темную точку. В то же самое мгновение лодка, влекомая течением, полетела, как стрела, и была выброшена на песок к подножию громадных скал, которые протягивали к небу свои мрачные вершины, разрушенные временем. Судьба выбросила Карлино на берег, с которого никто и никогда не возвращался.

Перебраться через эту преграду было нелегким делом, не было ни дороги, ни тропинки. Когда после долгих усилий Карлино с окровавленными руками достиг, наконец, площадки, то вид, который открывался перед ним, не мог вознаградить его за усилия. Нагромождение ледяных глыб, темные и влажные скалы, выступавшие из-под снега, вокруг ни деревца, ни травинки, ни даже мха – полное олицетворение зимы и смерти!

В этой пустыне стояла лишь ветхая лачуга, дощатая крыша которой гнулась под тяжелыми камнями, уложенными для защиты от яростных ветров. Приблизившись к этой развалине, принц увидел такое страшное зрелище, что онемел от удивления и ужаса. В глубине лачуги висел громадный ковер с изображением всех, без исключения, живущих на земле существ. Там были цари, воины, рабочие, пастухи и рядом с ними богато наряженные дамы, крестьянки, работающие на прялках. На первом плане резвились, держа друг друга за руки, мальчики и девочки.

Перед этим ковром расхаживала хозяйка лачуги. Это была старуха, если позволительно так назвать настоящее олицетворение смерти, скелет, кости которого были едва прикрыты кожей, прозрачной и желтой, как воск. С видом паука, готового броситься на свою добычу, старуха, вооруженная длинными ножницами, смотрела алчно на эти фигуры. Затем она внезапно бросалась к ним и разрезала наугад. В такие минуты от ковра неслись жалобные вопли, от которых заледенело бы даже самое смелое сердце. Слезы детей, рыдание матерей, последний шепот стариков – казалось, все людские горести сливались в один последний стон. При этом старуха разражалась смехом, а в это время невидимая рука сшивала вновь ковровые нити, вечно разрушаемые и вечно обновляемые.

Раскрыв ножницы, мегера снова приближалась к ковру, и вдруг заметила на нем тень Карлино.

– Спасайся, несчастный! – крикнула она ему, не оборачиваясь. – Мне известно, что ты ищешь, но я ничего не могу сделать для тебя. Обратись к моей сестре, быть может, она исполнит твое желание. Она – жизнь, я – смерть!

Карлино не заставил ее повторяться, он побежал вперед, обрадованный, что может избавиться от вида подобных ужасов.

Вскоре местность изменилась: Карлино очутился в цветущей долине. Повсюду простирались луга, виноградники, унизанные виноградными гроздьями, оливковые деревья, покрытые плодами.

На берегу родника в тени смоковницы сидела слепая фея. Она пряла на свое веретено золотые и шелковые нити. Около нее стояли прялки с пряжей всевозможных видов: льняной, шерстяной, шелковой. Когда фея оканчивала свою работу, она протягивала дрожащую руку, брала наугад первую попавшуюся пряжу и начинала снова прясть.

Карлино отвесил глубокий поклон слепой труженице и начал было взволнованно рассказывать ей историю своих странствований, но при первых же словах фея его остановила.

– Дитя мое, – сказала она, – я ничего не могу сделать для тебя. Я лишь бедная слепая, и даже сама не знаю, что делаю. Эта прялка, которую я взяла наугад, определяет судьбу всех тех, кто будет рожден в этот час. Богатство или бедность, счастье или злой рок, все связано с нитью, видеть которую мне даже не дано. Рабыня судьбы, я не в состоянии ничего создать. Обратись к другой моей сестре, быть может, она исполнит твое желание. Я – жизнь, она – рождение.

– Благодарю, сударыня, – сказал Карлино и с облегчением побежал дальше, к самой красивой из фей.

Он скоро нашел ее, прекрасную и свежую, как весна. Вокруг нее все зарождалось, все жило: хлебные зерна пробивали землю и устремляли свои зеленые побеги вверх, апельсиновые деревья покрывались цветами, почки высоких деревьев раскрывали свои нежные лепестки, едва оперившиеся цыплята бегали вокруг суетливой наседки, ягнята сосали своих матерей. Это была первая улыбка жизни.

Фея встретила принца очень приветливо. Выслушав его без насмешек, она пригласила его к ужину, а на десерт подарила ему три лимона и красивый ножик с ручкой из перламутра и серебра.

– Карлино, – сказала она ему, – можешь теперь возвращаться к своему отцу – ты заслужил награду, ты нашел то, что искал. Когда вернешься в свое королевство, разрежь один из лимонов у первого же источника, который встретишь. Из лимона выпорхнет фея, которая скажет тебе: «Дай мне пить». Подай ей тотчас же воды, иначе она выскользнет из твоих рук, как ртуть. Если вторая так же исчезнет, как и первая, не спускай глаз с последней: дай ей скорее напиться и ты обретешь себе желанную супругу.

Счастливый принц раз десять поцеловал добрую руку, исполнившую все его желания, и поспешил отправиться в обратный путь.

От конца света до королевства Алых Башен далеко. На своем пути по странам и морям не одну бурю испытал Карлино и смело перенес не одну опасность. Наконец, после долгого путешествия и тысячи испытаний он прибыл в страну своих предков, неся с собою три лимона, оберегаемых им пуще зеницы ока.

Находясь на расстоянии не более двух часов пути от королевского замка, он вошел в густой лес, в котором, бывало, не раз охотился.

Светлый родник, окруженный травами, и берег, оттененный трепещущими листьями, располагали путника к отдыху.

Карлино опустился на зеленый ковер, усеянный белыми цветочками, и, вынув нож, разрезал один из лимонов, подаренных ему прекрасной феей.

Вдруг перед ним явилась молодая девушка, белая, как молоко, алая, как ягода клубники.

– Дай мне пить! – сказала она.

– Как она прекрасна! – воскликнул принц, до того плененный её красотой, что совершенно забыл про совет феи. Наказание не заставило себя ждать: в следующее же мгновение фея и исчезла.

Карлино схватился за голову с видом ребенка, зачерпнувшего воду раскрытыми пальцами.

Он попытался успокоиться и неуверенной рукой разрезал второй лимон, но вторая фея была еще прекраснее и мимолетнее, чем старшая сестра. Пока изумленный Карлино любовался ею, она тоже исчезла.

Тут принц разрыдался. Он рвал на себе волосы и призывал на себя с небес всевозможные проклятия.

– Не несчастный ли я! – восклицал он. – Два раза я позволяю им выскальзывать, как будто у меня связаны руки! О, я – глупец и заслуживаю своей судьбы. Мне нужно было бы бежать, как борзой собаке, я же стою, как пень. Прекрасно, нечего сказать! Однако, не все еще потеряно, в третий раз не будет промаха. Если этот нож, который мне вручила фея, опоздает и теперь, я буду знать, куда его направить!

С этими словами он разрезал последний лимон. Вылетела третья фея и, подобно другим, проговорила:

– Дай мне пить!

Тотчас же принц предложил ей воды, и вот перед ним осталась прекрасная и стройная девушка, белая, как крем, с румянцем на щеках. Она казалась цветком гвоздики, распустившимся поутру. Она была невиданной красавицей: свежесть ее не поддавалась сравнению, а о такой миловидности никто не смел даже мечтать. Ее волосы блестели ярче золота, голубые глаза позволяли читать в глубине ее сердца. Ее алые губки, казалось, открывались лишь для слов утешения и любви. Одним словом, с головы до ног это было самое пленительное создание, когда-либо спускавшееся с небес на землю. Как жаль, что не сохранился ее портрет!

При созерцании своей невесты принц потерял голову от изумления и радости. Он с трудом понимал, каким образом из горькой оболочки лимона могло выйти это чудо белизны и добродетели.

– Не сплю ли я? – говорил он. – Не вижу ли я все это во сне? И если это так, то сжалься, не пробуждай меня!

Улыбка быстро разбудила его. Фея приняла руку, предложенную ей принцем, и первая предложила ему отправиться к доброму Королю Алых Башен, который сочтет за счастье благословить своих двух детей.

– Душа моя, – сказал Карлино, – я так же, как и ты, хочу увидеться с моим отцом и доказать ему, что я был прав, но мы не можем войти в замок рука об руку, как два крестьянина, возвращающихся с поля. Ты должна прибыть как принцесса. Обожди меня в этом укромном уголке, я поспешу в замок и не позже, чем через два часа, вернусь с нарядами, достойными тебя, с экипажами и свитой, которые отныне уже не покинут нас никогда.

Затем он нежно поцеловал ее руку и ушел.

Когда молодая девушка осталась одна, ей стало страшно – карканье вороны, шум леса, треск сухой ветки, сорванной ветром – все пугало ее. С трепетом оглядывалась она по сторонам и увидела около родника старый дуб, ствол которого, расщепленный временем, мог дать ей убежище.

Она влезла в дупло и укрылась в нем до самой прелестной, обрамленной листвою, головки, отражавшейся в прозрачной воде, как в зеркале.

Недалеко от того места проживала невольница-негритянка. Каждое утро госпожа посылала ее за водою к роднику. Люция, так звали африканку, пришла и на этот раз, по обыкновению, с кувшином на плече, но, наполняя его, она заметила в воде отражение феи.

Безрассудная, никогда не видавшая своего лица, вообразила, что это ее отражение, и воскликнула:

– Бедняжка Люция! Какая ты прекрасная и миловидная! А госпожа посылает тебя, как вьючное животное, за водой! Нет! Нет! Никогда!

В припадке тщеславия она разбила кувшин и вернулась домой.

Когда госпожа спросила ее, почему разбит кувшин, невольница отвечала, пожимая плечами:

– Повадился кувшин по воду ходить, недолго ему и голову сломать!

Тогда госпожа дала ей небольшой деревянный бочонок и приказала ей тотчас же наполнить его у родника. Негритянка побежала к ручью и, вглядываясь с любовью в отражение в воде, вздохнула и сказала:

– Нет, я не обезьяна, как уверяют все. Я куда красивее моей госпожи, пусть ослы таскают бочонки!

Она схватила бочонок, бросила его, разбила и, ругаясь, пошла домой.

Когда госпожа, поджидавшая ее, спросила, где бочонок, невольница в гневе отвечала:

– Осел толкнул меня, бочонок упал и разбился.

Услыхав это, госпожа потеряла терпение и, схватив метлу, дала африканке один из тех уроков, которые не забываются в течение нескольких дней. Сняв с крюка кожаный мех, висевший на стене, она сказала ей:

– Беги, несчастная обезьяна! Если ты в одну минуту не принесешь мне этот мех, наполненный водой, я тебе наилучшим способом набелю кожу!

Негритянка бросилась бежать без оглядки. Но, когда мех был наполнен, Люция заглянула в родник и, видя в нем улыбающееся лицо феи, воскликнула в бешенстве:

– Нет! Я более не водоноша, я не создана для того, чтобы подохнуть, как собака, на службе у сумасшедшей госпожи!

Сказав это, она вытянула из своих волос большую шпильку, сдерживавшую ее кудри, и начала протыкать мех насквозь, делая из него тысячеструйную лейку. При виде этого фея, спрятавшаяся в дупле, начала смеяться. Негритянка взглянула вверх, увидела красавицу и поняла все.

– Хорошо же, – сказала она, – значит, из-за тебя меня поколотили, ты у меня за это поплатишься.

Затем, придавая своему голосу особенную мягкость, она спросила:

– Что делаешь ты наверху, красавица?

И фея, которая была настолько же добра, насколько и красива, начала утешать невольницу и разговаривать с ней. Знакомство быстро завязалось: чистая душа идет навстречу дружбе. Ничего не подозревавшая фея рассказала негритянке все то, что приключилось с нею и принцем, как она очутилась одна в лесу и что каждую минуту Карлино может прибыть с большой свитой, чтобы отвезти свою нареченную к Королю Алых Башен и отпраздновать свадьбу в присутствии всего двора.

Слушая этот рассказ, негритянка, исполненная злобы и зависти, придумала гнусную вещь.

– Сударыня, – сказала она, – ваш жених приближается со своей свитой, нужно быть готовой: ваша прическа в беспорядке, позвольте мне подняться к вам, я поправлю ваши волосы и причешу их.

– Как вы добры! – ответила фея с улыбкой и протянула негритянке маленькую белую руку.

С трудом вскарабкавшись наверх, злая невольница распустила волосы феи и начала их причесывать. Затем, внезапно схватив свою самую большую шпильку, она воткнула ее в голову феи. Смертельно раненая фея вскрикнула:

– Голубка! Голубка!

Тотчас же она обернулась голубицей и улетела. Между тем черная злодейка хладнокровно заняла место своей жертвы в листве. Она казалась статуей из черного мрамора в изумрудной нише.

В это время принц верхом на великолепном коне, мчался к своей невесте, оставляя далеко позади себя многочисленную свиту, поднимавшую за собой столб пыли на дороге. Если кто и изумился при виде вороны на том месте, где был оставлен лебедь, то это был Карлино. Еще немного и он потерял бы сознание. Он хотел что-то сказать, но слезы подступили у него к горлу. Он смотрел во все стороны, пытаясь найти свою возлюбленную. Невольница же, приняв страдальческий вид, сказала ему, опуская глаза:

– Не ищите, принц. Злая фея избрала меня своей жертвой. Злосчастный рок превратил вашу лилию в уголь.

И, как истинный принц, проклиная в душе всех фей, Карлино не пожелал нарушить данного слова. Он вежливо протянул Люции руку и помог ей спуститься с дерева. На африканку надели платье принцессы с брильянтами и кружевами, которые украсили ее, как звезды украшают ночь, делая ее еще более темной. Карлино посадил ее по правую руку от себя в великолепную карету, запряженную шестью белыми конями. Он направился к замку с чувством приговоренного к смерти, ощущающего уже веревку на своей шее.

Недалеко от замка они встретили старого короля. Чудесные рассказы сына вскружили ему голову. Невзирая на этикет и на своих придворных, он поспешил восхититься бесподобной красотой своей будущей невестки. Когда же вместо голубки, которую ему обещали, ему представили ворону, он воскликнул:

– Это уж слишком! Я знал, что мой сын безумец, но мне не говорили, что он слеп. Так это и есть несравнимая ни с чем лилия, искать которую он отправился на край света? Так это-то и есть та роза, свежее утренней зари? Это-то и есть диво красоты, вышедшее из лимона? Кто смеет думать, что я допущу это новое глумление над моими сединами? Неужели полагают, что я оставлю королевство Алых Башен, это славное наследие моих предков, черномазым арапчатам? Я не пущу эту мартышку в мой дворец!

Принц бросился к ногам отца и пытался его умилостивить. Первый министр, человек многоопытный, напомнил своему властелину, что зачастую в промежуток времени с утра до вечера белое становится черным, а черное – белым. Стоит ли удивляться естественной метаморфозе, которая, быть может, прекратится в первый же день? Что мог поделать Король Алых Башен? Он был отцом и привык исполнять волю своих детей. Он уступил и объявил весьма неохотно свое согласие на этот странный союз. «Придворная Газета» объявила по всему королевству о счастливом выборе, сделанном принцем, и предложила всем веселиться. Свадьба была отсрочена всего лишь на восемь дней. Этого было достаточно, чтобы закончить все приготовления. Негритянку отвели в великолепные покои. Графини оспаривали друг у друга честь надевать ей туфли. Герцогини с трудом получили завидную привилегию подавать ей ночную рубашку. Затем город и дворец начали украшать разноцветными флагами, устраивать подставки для иллюминаций, посыпать песком аллеи, переписывать старые речи, обновлять забытые комплименты, сочинять поэмы и мадригалы. Во всем королевстве благодарили принца за выбор достойной супруги.

Не была забыта и кухня: сто поваров, триста поварят, и пятьдесят дворецких приступили к работе под руководством знаменитого Бушибюса, шефа королевских кухонь. Кололи поросят, резали баранов, шпиговали каплунов, жарили на вертелах индюков.

Во время всеобщей суматохи прекрасная голубка с сизыми крыльями опустилась на подоконник. Нежным и жалобным голосом она начала петь:

Великий Бушибюс был слишком занят делами, чтобы обращать внимание на воркование голубя, но все-таки он был изумлен тем, что понимает птичий язык, и счел за лучшее рассказать об этом чуде своей новой госпоже, невесте принца Карлино.

Негритянка не замедлила спуститься на кухню и, услыхав пение, приказала Бушибюсу поймать голубку и приготовить из нее рагу. Сказано – сделано. Бедная голубка позволила схватить себя без сопротивления. В одно мгновение Бушибюс, вооруженный своим огромным ножом, отрубил ей голову и выкинул в сад. Три кровинки упали из головы на землю, и через три дня на этом месте появился свежий росток лимонного дерева, который так быстро рос, что зацвел еще до наступления вечера.

И вот случилось, что принц, стоя на балконе, увидел вдруг лимонное дерево, которого он ранее не замечал.

Он позвал повара и осведомился у него, кто посадил это прекрасное дерево.

Рассказ Бушибюса привел Карлино в большое замешательство. Он приказал, чтобы под страхом смерти никто не трогал лимонное дерево и чтобы за ним установили особенный, тщательный уход.

На следующий день принц, проснувшись, побежал в сад. На дереве уже висело три плода, три точно таких же лимона, которые когда-то ему подарила фея. Карлино сорвал эти прекрасные плоды и заперся в своих покоях. Трепетной рукой он наполнил водой, украшенную рубинами чашу своей матери, и раскрыл нож, с которым никогда не расставался. Он разрезал один лимон, появилась первая фея. Карлино даже не взглянул на нее и дал ей улететь. То же самое было и со второй, но как только появилась третья, принц поднес ей чашу, и она стала, улыбаясь, пить во всей своей невиданной красе.

Затем фея рассказала юному принцу о том, что ей пришлось перенести от злой негритянки. Карлино, исполненный бешенства и ярости, начал кричать, проклинать, петь, рыдать. Казалось, что в одно мгновение он перенесся с небес в преисподнюю и из преисподней к небесам. Шум был так велик, что прибежал сам король. Теперь настал его черед потерять рассудок. Он пустился в пляс с короной на голове и со скипетром в руке. Затем он вдруг остановился, нахмурил брови, накинул на свою невестку большую вуаль, покрывшую ее с головы до ног, и, взяв ее за руку, повел за собой.

Было время завтрака. Министры и придворные стояли вокруг длинного, великолепно убранного стола и ожидали появления королевских особ, чтобы сесть за стол. Король подзывал к себе поочередно каждого из гостей. По мере приближения их к фее, монарх поднимал вуаль и спрашивал подходившего:

– Как следует поступить с тем, кто решился погубить такую красавицу?

И каждый в изумлении отвечал по-своему. Некоторые полагали, что виновник подобного преступления заслуживает пенькового галстука. Другие предлагали повесить ему камень на шею и бросить в воду. Просто отрубить голову казалось старому министру слишком мягкой карой для подобного преступника, он предложил, чтобы с преступника живьем содрали кожу и чтобы все присутствующие рукоплескали при этом.

Когда наступила очередь негритянки, она приблизилась, ничего не подозревая, и не узнала фею.

– Государь, – сказала она королю, – чудовище, посягнувшее на эту очаровательную особу, заслуживает быть заживо сожженным в печи, пепел же следует развеять по ветру.

– Ты осудила себя сама! – вскричал Король Алых Башен. – Несчастная! Узнай же свою жертву и приготовься к смерти! Пусть сложат костер на дворцовой площади! Я хочу получить удовольствие, видя, как жарится эта колдунья. Это повеселит всех в течение одного-двух часов.

– Государь! – сказала молодая фея, схватив короля за руку. – Ваше Величество не откажет мне в свадебном подарке?

– Конечно нет, – отвечал старый король. – Проси у меня, чего душа пожелает. Захочешь ты мою корону – я буду счастлив предложить ее тебе.

– Государь, – отвечала фея, – подарите мне помилование этой несчастной. Ее, невольницу, невежду, несчастную, жизнь ничему не научила, кроме мстительности и зависти. Позвольте мне осчастливить ее и показать, что счастье на земле состоит в любви.

– Дочь моя, – отвечал король, – сразу видно, что ты – фея и не хочешь слышать о человеческом правосудии. У нас не исправляют злодеев – их убивают, – это быстрее. Но как бы то ни было, я дал слово. Пригрей эту змею на свой страх и риск, я не стану противиться.

Фея подняла с пола негритянку, которая со слезами целовала ей руки. Сели за стол. Король был так доволен, что ел за четверых. Что касается Карлино, не спускавшего глаз со своей невесты, то он пять или шесть раз в рассеянности порезал себе палец, что каждый раз приводило его в самое прекрасное расположение духа. Все становится приятно, когда сердце очаровано.

После смерти старого короля, утомленного годами и славою, Карлино и его прекрасная супруга вступили на престол. В течение полувека, если верить истории, они приносили счастье своим подданным, ни с кем не воевали и любили друг друга. Поэтому даже теперь, много лет спустя, добрый народ Алых Башен все еще вздыхает при воспоминании о тех временах. И не только малые дети спрашивают, настанет ли время, когда снова будут царствовать феи?