Пеппи Длинныйчулок

Как это получилось

Однажды мы с композитором Дашкевичем сидели у него дома и пили чай на балконе. День был солнечный.
— По-моему, где-то что-то жужжит, — сказал Дашкевич, обладающий тонким слухом, как и полагается композитору.
— Не что-то жужжит, а кто-то, — поправил я. — Это пчела.
— Нет, что-то, — сказал Дашкевич (он человек упрямый). — Пчела жужжит тише.
— Да, пожалуй, — согласился я (я человек покладистый). — Скорей всего это примус.
Я думаю, мы долго бы еще гадали, кто да что там жужжит, если бы загадка сама собой не разрешилась: откуда-то сверху, прямо к нам за стол плавно прибалконился толстенький человечек, гудя небольшим пропеллером, укрепленным на спине.
— Карлсон?! — вскричали мы в страшном удивлении. — Откуда вы?!
— Из Швеции, разумеется, — ответил Карлсон, весьма довольный произведенным впечатлением. — У Малыша кончилось варенье, а у вас, я вижу, вон его сколько.
Мы тотчас же открыли все банки со всеми вареньями, какие нашлись у Дашкевича, и Карлсон не успокоился, пока не съел все.
— Карлсон, — сказал Дашкевич, не без грусти глядя на пустую банку из-под его любимого ананасного джема, — ты самый могучий поедальщик варенья в мире.
— Совершенно верно, — согласился Карлсон, отдуваясь, — самый могучий, и не только по части варенья, а еще и по пирогам, пончикам, блинчикам с медом, сухарикам с изюмом...
— А еще по какой части ты самый могучий? — спросил я, стараясь отвлечь его от любимой темы.
— По всякой! — самодовольно ответил Карлсон. — По крайней мере, в Швеции есть только один человек сильнее меня.
Мы очень удивились. Неужели есть на свете человек, чье превосходство признал бы сам Карлсон?
— Есть такой, есть, — вздохнул Карлсон. — А кто виноват? Та самая Астрид Линдгрен, которая раскопала меня, а потом раззвонила обо мне повсюду (кстати сказать, это у нее неплохо получилось), — так вот, ей этого показалось мало, и она раскопала и эту... этого силача, да так, что уже не закопаешь.
— Как интересно! — хором воскликнули мы с Дашкевичем. — Немедленно едем в Швецию!
— Ну зачем же так далеко? — усмехнулся Карлсон. — Поезжайте в Страну Сказок, там и увидите, кто самый сильный. Только сначала покажите, где тут у вас самая сладкая кондитерская.
Мы объяснили, где. Карлсон улетел, а мы с Дашкевичем сели в «жигули» и помчались в Страну Сказок.
У входа стоял громадный джинн, ростом с Останкинскую телебашню.
— Когда-то не было никого сильнее меня, — уныло прогудел он. — А теперь... Проходите, о чужестранцы, не расстраивайте меня зря.
Вскоре увидели мы рослого бородача с очень развитой мускулатурой. Через плечо у него была небрежно перекинута львиная шкура.
— Нет, вам туда, — показал он в сторону стопудовой палицей. — Вы не поверите, но даже мне не доводилось встречаться с подобной силищей. А ведь я Геракл.
Немного погодя встретился нам довольно свирепый великан. Однако внимание наше привлек не он, а тот, кто сидел у него на шее. Это был веселый нахал, опоясанный широким ремнем с надписью: «Одним ударом — семерых!»
— Нет, нет! — крикнул он. — Я не сильный, я только самый хитрый. А вы ступайте во-он туда, там и найдете, кого ищете.
«Во-он там» не оказалось никого, кроме обыкновенной девчонки лет девяти. Рыжая, конопатая, косички торчком. На одной ноге чулок в полоску, на другой в крапинку. Глаза веселые.
— Здравствуйте, я самая сильная девочка в мире, будем знакомы, как вас зовут, а меня зовут...
— Очень приятно, девочка, — сказал я мягко, — но мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ищем самого сильного человека в мире, и, пожалуйста, будь так любезна, укажи нам...
— Но я о том и толкую! — удивилась девчонка.— Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО я.
— Ха-ха-ха! — захохотал композитор Дашкевич, а так как он смеется громче всех на свете, то вышло так: — ХА! ХА! ХА!
Не успел он, однако, закончить последнее «ХА!», как девчонка вскочила на ноги, ухватила композитора за бока и подбросила его, ну, метров на 20 вверх (заметим в скобках, что Дашкевич весит пудов пять, и росту в нем тоже много) — подбросила, поймала, бережно поставила на землю. А затем направилась ко мне.
— Да я верю, верю! — замахал я руками.
— Не верит, не верит! — поспешно закричал Дашкевич. — В это вообще невозможно поверить, пока сам не испытаешь.
Так как я намного легче Дашкевича, я и взлетел повыше и порхал подольше, но все-таки вернулся и был так же осторожно пойман и поставлен на ноги.
— Очень приятно, — сказал я, несколько кривя душой. — Будем знакомы, здравствуйте, как вас зовут?
— Пеппилотта-Виктуалина-Рольгардина Длинный Чулок, — гордо отбарабанила девчонка, — а вообще-то просто Пеппи. А вы?
Мы представились.
— По-э-эт?.. Ком-по-зитор?.. — протянула Пеппи. — Понятно. И чем же вы занимаетесь?
Мы пояснили.
— Ну-у, музыку сочинять — это кто не умеет: пой себе да пой, хочешь грустно, хочешь весело, смотря какое настроение. А вот слова... — тут Пеппи посмотрела на меня с большим уважением. — Слова сочинять трудно, я знаю. Правда, я сочинила только одно слово, зато хорошее. Кукарямба! Чувствуете? Ку-ка-рям-ба. А? Как?
— Превосходно, — сказал я, скрывая смущение. — Но, Пеппи... что это такое — кукарямба?
— Сама не знаю, — вздохнула Пеппи. — И никто не знает. А такое хорошее слово!
— В нем есть что-то испанское, — солидно заметил Дашкевич.
— Вот еще! — обиделась Пеппи. — Что я, в Испании не была? Там все говорят «каррамба», и я не нахожу тут ничего общего.
— Ты была в Испании?
— Я везде была, — кратко ответила Пеппи, и мы поняли, что так оно и есть.
Я не буду подробно описывать дальнейшее развитие нашего знакомства — иначе пришлось бы исписать весь конверт пластинки мелким почерком. Скажу только, что давно мы с Дашкевичем так много не играли в прятки, жмурки, горелки и салочки. Но мы мужественно вынесли все и даже не особенно утомились, потому что Пеппи это Пеппи. Она тараторила без умолку, и мы не уставали поражаться богатству ее биографии и фантазии.
— Пеппи, — спросил я ее под конец, — вот ты самая сильная девочка в мире. А случалось ли, чтобы твоя сила тебе не помогала?
— Один-единственный разочек! — воскликнула Пеппи.— И представьте себе, не где-нибудь там в джунглях или в зыбучих песках, а у себя дома, в Швеции! Вот однажды плывем мы с папой на нашей шхуне...
Это был один из самых интересных ее рассказов.
И когда мы с композитором Дашкевичем вернулись домой, мы сразу же позвонили в учреждение с нежным названием «Мелодия».
— Очень! Очень интересно! — пропела «Мелодия» в ответ. — Давайте-ка сюда и вашу Пеппи, и ее папу, и этих жуликов, и тех детишек, и кто еще там. Мы сейчас же запишем их на пленку, а затем превратим ее в пластинку, а то и в две.
Что и было сделано.

Ю. Михайлов